Черный занавес

— Слушай дальше, не перебивай, а то ускользнет мысль. Если Муратов тот, кого мы ищем, то он может быть причастен к гибели Ирины Вагай, хотя и не был в это время в Рубежанске. И Муратов может допускать мысль о том, что нам известно о насильственной смерти режиссера. Тогда нет смысла туманить нам головы несчастным случаем. Ничего у тебя не возникло подспудного при разговоре с инженером?

— Да нет вроде… Впрочем, я записал наш разговор на пленку, и в отделе ты можешь послушать его.

— Хорошо. А я побывал в лаборатории. Беседовал с Горшковым, интересовался режимом сохранения секретности. Все у них по инструкции, безмятежность полная. Горшков внешне абсолютно спокоен, таким может быть человек, который и не подозревает о случившемся.

— А чего ему тревожиться, если не сам завлаб передал материалы.

— Ты уверен?

— Я ни в чем не бываю уверен, пока не держу в руках факты.

— Следовательно, мы имеем двух человек, имевших доступ к секретам инженера Кравченко. Горшков и Муратов.

— А может быть, надо искать третьего? — сказал Гуков.

Андрей Иванович встал и посмотрел в окно.

— Иди-ка сюда! Быстро! — вскричал он вдруг. — Муратов…

Они увидели, как Михаил Сергеевич быстрыми шагами, едва ли не бегом, выйдя из проходной комбината, пересек площадь, рванул на себя дверцу вишневого «Жигули». Автомобиль резко взял с места и, набирая скорость, исчез за поворотом.

— Звони Горшкову, — сказал Андрей Иванович.

— Александр Васильевич? — спросил Королев. — Это опять я вас побеспокоил. Не могли бы вы пригласить к телефону инженера Муратова. Да? А где же он? — Королев опустил на рычаг трубку: — Михаил Сергеевич отпросился с работы. Сказал, что ему надо срочно отлучиться часа на два. Заведующий лабораторией «Сигма» добавил, что инженер Муратов был при этом встревожен.

«СИМПОЗИУМ» НА ПОДМОСКОВНОЙ ДАЧЕ

Залитый солнцем Казанский вокзал, казалось, снялся с насиженного места и перенесся в одну из далеких южных республик, поезда из которых он принимал уже несколько десятков лет. Его просторные залы и перроны заполняли смуглые люди в халатах и тюбетейках. Экспрессы высыпали из металлического нутра толпы пассажиров. Человеческое месиво галдело на разных языках, суетилось, мельтешило у подножия высоченных стен оригинального творения архитектора Щусева, а сверху нещадно палило совсем не московское жаркое солнце. И только там, откуда отходили электрички, было поспокойнее. Еще не наступил час пик, и москвичи не ринулись из раскаленных каменных джунглей под спасительную сень зеленого пригородного кольца.

Двое молодых людей, лет по двадцати пяти, едва успели на электричку. Двери с шипением захлопнулись за их спинами.

— Пойдем в вагон, Валя?

— Нет, Костик, мест достаточно, а народу мало. Насидеться успеем на даче, а так и покурим еще.

Электричка плавно отошла от перрона.

Валентин достал из кармана пачку сигарет «Кэмел» и протянул приятелю.

— Ого, — сказал Костя, — изволите курить американские?

— А что, — отозвался Валентин, — чай, мы в столице живем! Общаемся, так сказать, с загнивающим Западом в рамках принципов мирного сосуществования. Это не в твоем Павлограде…

— Павлодаре, — поправил Костя.

— Это один черт. Я б от такого «дара» отказался безоговорочно и бесповоротно, а ты вот…

— А что я? Теперь тоже в Москве. Отработал три года и вернулся. Или я не москвич!

— Ты, Костя, хаммер! Так и надо!

— Как ты меня назвал?

— Хаммер. Молоток то есть по-английски. Это у нас новое словечко появилось такое… Означает оно, что молодец ты, Костя! Понял там, у себя в провинции, что пуп вселенной приходится на сей стольный град? Где будешь работать?

— Пока не решил, — уклончиво ответил Константин. — Есть несколько вариантов. Надо подумать.

— Можешь рассчитывать на меня. Правда, сам еще пока числюсь по народному театру во Дворце культуры завода. Но уже имею дело в телевидении, в документалке снял три сюжета, к «Мосфильму» подбираюсь. Кое-какие связи и в театрах есть.

— Да ты, Валя, молодец! — воскликнул Константин. — Или этот, как его, хаммер…

Приятели рассмеялись и пошли вовнутрь — посидеть в вагоне и поболтать «за жизнь». За три года разлуки у обоих накопилось много всяких впечатлений.

Встретились они случайно около двух часов назад. Валентина Вигрдорчика, своего однокашника и приятеля но институту культуры, Костя Колотов увидел на станции метро «Площадь Революции». После восторженных восклицаний и крепких объятий Валентин привел Колотова в летний павильон «Метрополя», заказал коньяк, боржом и фрукты, а когда выпили по рюмке, предложил Косте отправиться с ним вместе в Удельную, к Сонечке Ромовой.

— Там, старичок, собирается небольшой «симпозиум». Будут и наши, и кое-кто из крупных киношников. Хотя режиссер Ромов и почил в бозе, его дача в Удельной стараниями Варвары Иосифовны не захирела. Также там собираются общества, я тебе дам! Но мамы сегодня не будет, она кости греет в Пицунде. Однокашница Соха проходит за хозяйку. Значит, как ты понимаешь, детский крик на лужайке обеспечен. Едем, не пожалеешь, дедуля! Надеюсь, ты не забыл нашу славную Соху?