Черный занавес

— Костя перебирается в Москву, здесь будет работать, — добавила Сонечка.

— Ну вот и ответ на все вопросы. Собственно, и спорить было не из чего. Риба ищет где глубже, а человек — где риба! Так у меня в моей фильме один герой, капитан траулера, изъясняется — здоровая у него философия.

— А у вас она, философия эта, тоже здоровая? — спросил Костя.

— Послушайте, салага, не надо со мной заводиться… Дядя Гоша этого совсем не любит. С дядей Гошей надо ладить. И ша!

— Мальчики! Мальчики! — вскричала Сонечка Ромова. — Перестаньте спорить. Валя, налей мужчинам виски!

Режиссер повернулся к Сонечке:

— Выпить — оно, конечно, творческому человеку трэба. И знаете шо? Вот ваш папа, простите меня, дорогая хозяюшка, он знал, что толпе трэба. Он дюже хорошо разумел за массовость искусства, добрэ усекал по части наших кинских дел.

Резкий автомобильный сигнал заставил всех вздрогнуть.

— Это Кэйт! — воскликнула Сонечка. — А ведь говорил, что не сможет заехать, такой противный…

Сквозь металлические прутья ворот виднелся поставленный у обочины «вольво» бежевого цвета.

— Хау ду ю ду! — крикнула Сонечка гостю. — Гутен таг, дорогой Кэйт!

— Наше вам с кисточкой! — отозвался Кэйт, приветливо улыбаясь Соне, пожимая ей обе руки сразу и внимательно взглянув на Костю.

— Знакомьтесь. Это Костя, мой однокашник, а это Кэйт. Наш общий друг.

— Вы часто ели вместе одну и ту же кашу? — спросил Кэйт.

Соня недоуменно глянула на него.

— Вы сказали, Соня, про этого молодого человека: однокашник. И я мог думать…

Соня расхохоталась:

— Ах, вот вы о чем! Ну и шутник! Мы учились с Костей в одном институте, про таких людей говорят — однокашник…

— Еще одна идиома для моей коллекции, — сказал Кэйт. — Вы позволите мне сразу записать…

Он достал из кармана блокнот и поршневую ручку.

— Записывайте, да поскорее. Идемте на веранду, там вас ждут гости и виски. И режиссер Сагайдаенко, из Одессы.

— О, Сагайдаенко! Интересный мастер. Но я имею времени в обрез и приехал только сказать, что не могу провести у вас вечер. Один коктейль — и пора ехать.

Соня подхватила Кэйта под руку и увлекла к веранде.

— Кто это? — спросил Колотов у Вигрдорчика, когда они стояли с коктейлями в дальнем углу.

— Кэйт! Рубаха-парень! Веселяга и поддавальщик. Он то ли дипломат, то ли аккредитованный в Москве представитель западного пресс-агентства. Хорошо знает и кино, и театр и по части литературы мастак. Сигареты достает, любое пойло… Одним словом, хаммер. Тебя Соня познакомила? Тогда любую импортягу через Кэйта достанешь.

— А ему какой в этом интерес?

— А общение? С загадочной русской душой общение? Сейчас, брат, на Западе к нашей душе повышенный интерес, за это валютой платят. А Кэйт вроде книгу пишет…

— И скольким бутылкам виски эквивалентна твоя душа, Валя?

— Ну, ты брось эти намеки! Я просто использую эту лошадиную морду — и все. А до моей души ему не добраться.

— Смотри, Валя, такие дяди ничего даром не дают.

— Чересчур бдительным стал ты в своем Павлограде.

— Павлодаре.

— Ну, значит, в нем… Знаем мы, дорогой провинциал, и про наведение мостов, и про деидеологизацию, и про попытки мирного врастания… У нас во дворце такие зубры международное положение читают, что только держись. А как же мирное сосуществование? Разрядка, Хельсинки? Ведь не означает же все это, что мы зверем на них должны смотреть? Так что, брат, мы тут дело знаем туго. И вовсе даже не лопухи.

— Ну-ну, — только и ответил Вигрдорчику Колотов, что еще он мог сказать.

Кэйт выпил свой коктейль, простился со всеми и уехал. Костя успел заметить, что он передал одесскому кинорежиссеру визитную карточку. Одессит согласно покивал головой и бережно спрятал ее в желтый объемистый бумажник.

В воротах появились еще две пары. В одном из парней Колотов узнал молодого актера, снявшегося недавно в многосерийном фильме о гражданской войне. Он узнал его, несмотря на то что экранный кавалерист-буденновец отпустил длинные пряди волос, лежавшие на плечах модного пиджака с блестящими пуговицами. Остальные были Колотову неизвестны.

— Был женихом Ирины Вагай, — шепнула про актера Сонечка Ромова. — Вот дуреха, отказалась от него, уехала в свой Рубежанск! А теперь этого парня к премии представляют. Могла бы стать лауреатшей. Серж далеко пойдет.

— Как она? — спросил Костя. — Ты вроде переписываешься с нею?

— Давно не писала, только на днях отправила ей письмо. Кэйт вот тоже про Ирину спрашивал.

— Кэйт? А он-то при чем?

— О, Костик! Тут такая история! Гранд романтик… У них ведь любовь была.

— У Ирины и у этого типа? Откуда они знают друг друга?

— Ирина на последнем курсе с ним познакомилась, в Доме кино. Ты знаешь, он даже жениться на ней хотел.

— Выдумываешь, Соня.

— Точно! Наверно, она и этому вот красавчику отказала из-за Кэйта. А потом вдруг взяла и уехала в свою Тьмутаракань. «Ты уедешь к северным оленям, в жаркий Туркестан уеду я…» Правда, когда в Москву приезжала, встречалась с Кэйтом у нас на даче.

— Интересно, — сказал Костя. — И даже весьма. «Такие вот бывают у вас интересные дела», — с горечью подумал он.

«ХВАТИТ УБИЙСТВ НА ПЛЯЖЕ!»