Черный занавес

— Расскажите о погибшей подробнее. Может быть, рассказ ваш наведет на какие-то размышления. Вы уже сделали довольно ответственное предположение. Ведь если не было самоубийства и несчастного случая, то остается только одно. Но тогда возникает множество недоуменных вопросов. Словом, я внимательно слушаю вас, Михаил Сергеевич.

— Ирина была необыкновенной женщиной. Не думайте, что я субъективен в силу своего чувства к ней. Об этом вам скажут все. Талантливый режиссер, обаятельный человек, широкая натура, гостеприимная и умелая хозяйка, добрая и отзывчивая душа. Я хотел жениться на ней…

— Жениться?! — воскликнул Гуков. — Но ведь вы не свободны, Муратов, у вас жена и двое детей…

— Ну и что же? — с вызовом спросил инженер. — Разве это помеха для настоящей любви?

— Не знаю, — осторожно произнес Гуков. — Самому не доводилось попадать в подобное положение, а по чужому опыту судить не имею права.

— Вот именно, — горько сказал Михаил Сергеевич, — не имеете права. Вы порядочный человек, товарищ прокурор… Все остальные считают, что они вправе залезать в души человеческие прямо в сапогах. — Он снова закурил. — Ирина сказала, что любит меня, но только никогда не принесет зла другой женщине. Видите, какая душа была у этого человека? Я уехал в командировку, а когда вернулся…

Инженер Муратов опустил голову.

— Мы возвращались вместе, — тихо напомнил Гуков.

Михаил Сергеевич недоуменно вгляделся в него.

— Сидели рядом в самолете…

— И у вас в руках был томик Сименона, — сказал Муратов. — Теперь я вспомнил, где вас видел.

— Совершенно верно.

— Я тоже достал такой же, уже здесь, сегодня.

«О смерти Ирины он мог узнать еще позавчера, — подумал Андрей Иванович. — Мог ли я, находясь под впечатлением известия о гибели любимого человека, спокойно гоняться за книгой.

— Вам нравится детективная литература?

— Я собрал, пожалуй, все, что выходило у нас в стране на русском языке, — несколько хвастливо сказал Михаил Сергеевич. — Есть кое-что и на английском. Я неплохо знаю этот язык.

— Значит, у вас есть и кое-какие навыки криминалиста, — улыбнулся Андрей Иванович. — Не скажете ли мне в таком случае, какие наблюдения, факты, может быть, нечто замеченное вами в поведении Ирины Вагай, словом, что вынуждает вас подозревать в этой истории преступление?

— Ну что вы, какой из меня криминалист!… А тут даже и повода вроде нет, чтобы такое предположить. Я, знаете ли, исхожу из метода исключения. Ирина — прекрасный пловец, не могла она утонуть в этой луже. Она страстно любила жизнь, во всех ее проявлениях, и не способна была лишить себя жизни. Да и причин для того не было никаких. Мне хочется думать, что она, как и я, пошла бы ради нашей любви на все, но… Я взрослый человек, инженер, конструктор, всю жизнь имеющий, дела с точными расчетами, и отдаю себе отчет в том, что Ирина не бросилась бы ради меня куда угодно очерти голову.

— И все-таки, — спросил Гуков, — что заставляет вас предполагать убийство?

— Интуиция, наверно… Я не могу объяснить, почему пришла мне в голову подобная мысль. Правда, перед отъездом я замечал в Ирине некое беспокойство, будто она ждала неприятной вести или боялась чего… Я даже сказал ей об этом. Она беззаботно рассмеялась, мне показался искусственным этот смех, но мы оба только что пережили то самое объяснение, понятное дело, нервы у обоих были не в порядке. Потом я уехал.

— Мы подумаем и над вашим предположением, Михаил Сергеевич. А теперь расскажите о народном театре, ведь вы были там на главных ролях. Мне хотелось бы узнать о ближайшем окружении вашего режиссера.

Их беседа продолжалась еще около часа и закончилась просьбой Гукова не рассказывать никому об этой встрече.

Едва Муратов ушел, зазвонил телефон. Гуков подумал, что звонят директору, и трубку поднимать не стал. Телефон позвонил-позвонил и угомонился. Андрей Иванович ждал, когда придет Королев, но того все не было. Вдруг щелкнуло в динамике селекторной связи, и голос Королева недовольно проворчал:

— Ты, Андрей Иванович, что же трубку-то не берешь? Жду тебя в парткоме, этажом ниже. Заходи.

Гуков спустился к Королеву.

— Ну, — спросил Вадим Николаевич, — как тебе пришелся инженер Муратов?

— Он производит впечатление искреннего человека, — сказал Андрей Иванович. — Но все это ничего не значит. Мне показалось, что о любви своей к Ирине Вагай он говорил, как профессиональный актер.

— Это и понятно, — отозвался Королев. — Ведь он был одним из лучших исполнителей в народном театре.

— Меня смущают его упорные заявления о том, что Ирину Вагай убили. Если он причастен к этому делу, то зачем ему так усиленно подводить нас к мысли о совершенном преступлении? Не логично, Вадим.

— А не уловка ли это, Андрей? Понимаешь, иногда преступник нарочито поступает так просто, что следователю и в голову не приходит разгадка, он не допускает мысли о такой простоте поведения подозреваемого. Следователь ищет глубже, уходит в стороны, разрабатывает десятки версий, одну сложнее другой… А оказывается, нужно было протянуть руку и взять то, что находилось на поверхности, перед его глазами.

— А вот это логично, — заметил Гуков.