И все же, хотя в последние годы правления Екатерины российское законодательство о евреях стало более жестким, настоящую опасность для сообщества представляло тогда не государство, а внутренний разлад. Противостояние литваков-талмудистов и хасидов приобретало характер религиозной войны и стало серьезной проблемой для сохранения национального единства. В одной и той же общине могли оказаться сторонники враждебных направлений, и это уже напрямую угрожало кагалу, чья власть над духовной жизнью еврейства ранее была абсолютной. Именно против власти кагала выступали хасиды, на борьбу с которыми поднялась духовная аристократия еврейских общин – ученые-талмудисты. Сложившаяся ситуация была гораздо серьезнее законодательных актов правительства, ибо несла опасность налаженному, выработанному веками ритму жизни еврейской общины.
Эти процессы не укрылись от российских властей, в том числе и потому, что противники хасидизма прибегли к неслыханной в условиях рассеяния форме борьбы с оппонентами – политическому доносу. Официальный конец противоборству принесло «Положение о евреях» 1804 года, которое узаконило право хасидов на свои синагоги, школы и избрание своих раввинов.
Это «Положение», разработанное в либеральный период правления Александра I, оставило в силе основу внутренней обособленности евреев – кагал. Но такого решения вполне могло бы и не быть: накануне восшествия на трон царя-реформатора в Белоруссию с инспекционной поездкой направился Гавриил Державин. Дав уничтожающую критику всем сторонам жизни новоприобретенных жителей империи, с особой страстью вельможа и поэт обрушился на роль органов управления общинами: «Кагальные старейшины в ней никому никакого отчету не дают. Бедная их чернь от сего находится в крайнем изнурении и нищете, каковых суть бóльшая часть. Взглянуть на них гнусно. Напротив, кагальные богаты и живут в изобилии; управляя двоякою пружиною власти, то есть духовною и гражданскою, в руках их утвержденною, имеют великую силу над их народом. Сим средством содержат они его… не токмо в неразрывной связи и единстве, но в великом порабощении и страхе».
Державин возвращался в Петербург с идеей добиться упразднения кагалов, но со смертью Павла I его доклад потерял адресата, и еврейское самоуправление устояло.
Вопреки намерениям Державина, разрушения самобытного еврейского мира в недавно возникшей Черте не произошло. И пока евреи жили компактными массами в местечках и городах, подчиняясь автономной еврейской администрации, у последней были все возможности блокировать чужое вторжение в духовное пространство общины. Это касалось не только прямого влияния наступавшего христианского мира. Замкнутость помогала противостоять попыткам немногочисленных в тот период сторонников еврейского просвещения – маскилим – внедрить в еврейскую среду стремление к светским наукам и общему образованию.
Вскоре после принятия «Положения», во время войны с Наполеоном, духовные лидеры российского еврейства поддержали новое отечество, не сильно посягнувшее на их уклад. И литваки, и хасиды предпочитали российскую Черту французскому вольнодумству. Но с воцарением императора Николая I общины в полной мере почувствовали на себе каменную длань самодержавия. Первым актом царя, направленным на то, чтобы превратить евреев в «полезных поданных», было введение воинской повинности. Это стало настоящим испытанием для кагалов. С одной стороны, они получали новые рычаги власти над рядовыми членами общин, ибо, регулируя процесс набора, могли привести в трепет любую семью. Но в то же время у еврейской власти появились соблазны, которым было трудно сопротивляться.
Обязанные поставить государству определенное число рекрутов, кагалы были вынуждены вести борьбу с «уклонистами», ловить тех, кто пытался избежать рекрутчины. И это была настоящая драма, поскольку речь шла не только о фактически пожизненном отлучении от семьи или рисках военной службы, но также и о невозможности продолжать соблюдать еврейский закон, о вероятном насильственном крещении. Таких «сознательных уклонистов» кагал пытался заполучить, нанимая беспринципных ловцов, платя им вознаграждение за каждого пойманного при облаве.
Не менее ужасной была ситуация и при наборе малолетних «солдат» – кантонистов[49]. Посланные кагалом «охотники» врывались в дома, выхватывали подростков из рук плачущих матерей, конвоировали и содержали под замком несчастных детей, пока их не примет в свои руки военное начальство.
Можно представить, какую почву для мздоимства и злоупотреблений создавал такой «порядок». Возникало противостояние между теми, кто мог откупиться от призыва, уберечь мальчиков от, по сути, пожизненной рекрутчины, и теми, кому платить было нечем.