Чертеж Ньютона

Напарник шагнул из КПП, ругнулся. Теперь это была их рабочая мигрень: нынче часто приходилось латать агентуру на живую нитку. Они никогда так не работали, с таким риском провала. Толпа из глазеющих по сторонам туристов, из спешащих к Стене Плача ультраортодоксов в разнообразных шляпах и одеждах, в париках и тюрбанах, из юных торговцев, выверенными движениями пропихивающих тележки с товаром и деятельно вихляющих атлетическими ягодицами, поредела. Зажглись фонари, и под ними залоснились стертые подошвами веков каменные ступени улочек.

И тут донесся протяжный вопль муэдзина. Он наполнил каменные простенки, и погруженный уже в прохладные сумерки Иерусалим очнулся и вздохнул, будто вспомнив о себе и о своих проблемах.

– Все, я пошел, – сказал Леви. – Как явится, сразу его ко мне.

Он пристроился за спешащим мимо хасидом и вдохнул, чтобы попасть в его ритм. Эту привычку – перемещаться по городу за лидером – он перенял десятилетия назад у своего командира: тогда евреи из-за риска подвергнуться нападению прямо-таки летали от Шхемских ворот и обратно. С годами службы темп сбавился, но сейчас опасность снова возросла, и он чувствовал это собственными легкими.

Леви торопился в контору, располагавшуюся в здании Русской миссии, построенном в XIX веке, там же, где и городской мировой суд. Скоро его небольшому оперативному отделу придется разъехаться с судьями. Поговаривают, их переведут в Тальпиот, поближе к американскому посольскому городку. Леви споткнулся и машинально схватил хасида за полу, чтобы удержаться от падения. Тот только испуганно обернулся и прибавил шагу.

«Если Али выживет, в Лоде станет одним балбесом больше», – подумал Шимон Леви и вспомнил, что пора бы навестить своего давнего подопечного Хасана. Когда-то тот, как сейчас Али, но без приключений, спалился. Его вытащили, дали госзащиту и поселили в Лоде. Всех таких загоняют в Лод, полиция предпочитает изначально локализовать проблему: чего зря во все концы мотаться, когда петух жареный клюнет. Лод давно превратился в шальное место. Библейский город, у стен которого ангел Габриэль усмирил копьем Сатану, полон шлака – тех, кто некогда шпионил на израильтян; только человек с червоточиной способен стать предателем. Чем же еще аморальным иждивенцам заняться при избытке досуга, как не криминалом?

Леви подумал, что не прочь ухватить за пояс хасида, чтобы преодолеть последний подъем перед Шхемскими воротами, – и понял, что его мучает одышка.

По пути он зашел в лавку к курдским евреям, сжевал пирожок с ливером и луком и постоял, глядя на вечернюю суету, на водителей, зазывавших на маршрутки пассажиров. На улице Рава Кука на панели три парня в лапсердаках кланялись с сидурами[16] в руках и смотрели куда-то вверх. Леви поднял голову – высоко в зените стыла полная луна.

Войдя в офис, он первым делом набил трубку, толкнул раму, выпуская дым и глядя на луну. «Эх, как светит. В полнолуние начинают шастать лунатики. Весь город живет только одной ногой в реальности».

В трех освещенных окнах молились и кланялись монашки. Леви снова затянулся.

Собираясь закрыть окно, он выглянул во двор. Внизу на парапете бассейна с красными карпами кто-то лежал, скрестив руки на груди. Леви присвистнул и спустился вниз.

Заскрипел гравий под подошвами, Леви остановился. Карпы чавкали у поверхности воды, ощипывая побеги водорослей. Русский посапывал.

Шимон Леви потряс его за плечо.

Я открыл глаза и поднял голову, слепо моргая.

Леви спросил:

– Меня дожидаешься?

– Черт, простите. Я приду завтра.

– Подвезти тебя?

– А можете? – я еще не пришел в себя.

Леви помахал рукой, поторапливая.

– Куда едем? – спросил Леви в машине.

– Рамат Рахель.

Мы попетляли по ярусам иерусалимских улиц и двинулись по краю заросшей садами Немецкой колонии. Район состоял сплошь из двухэтажных домов, сложенных из блоков известняка. Такую нехитрую добротную архитектуру можно увидеть в Саксонии и в некоторых городах бывшего СССР, которые отстраивались после войны военнопленными немцами.

У Пузырька я вышел, обогнул капот и теперь смотрел перед собой, склонив голову:

– Может, зайдете, осмотритесь?

Леви подумал и, поправив кобуру, потянул на себя ручку двери. Неподалеку на тротуаре у калитки, обклеенной афишками, стояла девушка в вечернем платье. Она держала бокал с вином, курила и орала на кого-то по телефону.

Я зашагал к дому, провел Леви через калитку, прыгнул на открытую веранду, которой был обнесен фасад перед лужайкой с клумбой и зарослями вдоль забора. Распахнул дверь.

– Милости прошу, не церемоньтесь, а я за пивом метнусь, – сказал я и рванулся к калитке.

После того как я провел неделю в пустыне, пытаясь пройти по восстановленным маршрутам отца, я был в отчаянии, поэтому и явился к Леви. До меня искали спасатели, искали военные, но всё это были попытки найти иголку в стоге сена: пустыню отец знал не хуже бедуинов, и ему ничего не стоило забраться в одну из тысяч скальных пещер, которыми испещрены обрывистые склоны многочисленных ущелий, прорезанных зимними потоками через пустыню к Мертвому морю.