Черти поневоле

– Балдейте, ваше величество! – улыбнулся Шлоссер. – Это ваша прямая обязанность. А политикой и делами пусть занимается первый министр.

– Первый… Кто? – переспросил фараон.

– Да я это, я! – воскликнул жрец, моментально вскакивая на ноги.

– Ты и так этим занимаешься, – сухо сказал фараон.

– Вот и пусть отдувается, – сказал Шлоссер голосом провокатора, – а вам, ваше величество, положено балдеть! – и включил магнитофон.

Из динамиков понесся лихой забубённый рок-н-ролл. Фараон подпрыгнул на троне, затем ноги и руки у него непроизвольно задергались, а на лице расплылась идиотская улыбка. Он снова потянулся за пивом.

– Балдейте, ваше величество! – поклонился Шлоссер. – А нам пора.

– Постойте, постойте, – забеспокоился фараон. – Я еще так мало поговорил с вашим волшебным котом!

– В следующий раз, ваше величество. Мы еще нагрянем, подкинем пивка, поговорим о делах насущных.

– Хорошо! – воскликнул фараон, с трудом покрывая ослиный рев, несущийся из «Панасоника». – Ответные дары посланцам богов!

Буквально через минуту откуда ни возьмись прибежали слуги и притащили здоровенный сундук. «Ассирийцы» с завистью посмотрели на него.

– Це ж везет хлопцам! – не выдержал один из них.

Евстигнеев и Полумраков подхватили сундук.

– Пудов десять!

– Приготовиться! – скомандовал Шлоссер и вынул из кармана пульт дистанционного управления видеомагнитофоном.

Мелькнула яркая вспышка, и друзья снова оказались в комнате Семеныча.

– Ну как впечатления? – торжественным голосом спросил механик. – Я же говорил, что переворот в науке!

– Переворот, только не в науке, а в политике, – возмутился Полумраков, – ты же фараона вчистую споишь! Он же в дебила превратится!

– Вот и хорошо, – усмехнулся Шлоссер. – Пусть превращается.

– Какой эгоизм, ммяу! Какое невежество! Меня толком не расспросили. Эх, я бы с ним поговорил!

– А по-моему, ты молодец, – сказал Костя. – Когда надо, себя проявил, а потом дипломатично помалкивал.

– Нн-у, я же понимаю, – протянул Антуан, сразу заважничав, – я же на лету секу!

– Братцы, все это ерунда, – забеспокоился Евстигнеев, – главное, что он нам в сундучке подкинул? Неужели золото?

– А тебе что, золото нужно? – удивился Шлоссер. – Иди на кухню, там у меня в кастрюле до сих пор лежит. Тебе на зубы?

– Какие к черту зубы! – крикнул Евстигнеев. – С твоим золотом, Семеныч, заметут – не отбрыкаешься. Или нет, в расход пустят, чтобы экономику не подрывал. Клад – это да, там все чисто. Сдал государству, получил деньги, и всем хорошо.

– Действительно! – загорелся Савелий. – Что там, в сундуке?

Он открыл замок и распахнул крышку.

– Ну так я и думал! – разочарованно сказал Шлоссер, глядя на золотые вазы, стаканы, украшения и самоцветы. – Барахло. Брюлики!

– А ты бы чего хотел? – вскинулся Полумраков.

– Ну книги, свитки там разные, – пояснил Семеныч.

– Никуда твои книги не уйдут, – сказал Евстигнеев, – к тому же ты не знаешь иероглифов.

– Я бы поставил их на полку и любовался, – мечтательно закатил глаза Шлоссер, – это же посланцы тысячелетий!

– Не пори чушь! – рассердился Полумраков. – На эти брюлики накупишь себе книжек по самое некуда.

– Постойте, ребята, – вмешался Костя, – все это хорошо. Я только не понимаю, как можно при помощи такого изобретения бороться против космических пиратов?

Шлоссер посмотрел на Костю, как на младенца.

– Вообще-то я уже говорил… Или не говорил? Ну ладно. Ставлю кассету про звездные войны и загоняю пиратов туда. Их там мигом оприходуют. Кашлянуть не успеют!

– Только вот как их туда загнать? – засмеялся Евстигнеев.

Шлоссер отмахнулся:

– Это другой вопрос. Было бы куда загонять!

Эдик и его команда уже битый час трудились над изготовлением шапок из газет. Это пустяковое дело, учитывая длину рогов, оказалось почти невыполнимым. Тонкая бумага прорывалась острыми рогами насквозь, и из-за этого шапки сидели неровно, свисали набекрень, а то и вовсе болтались на рогах и норовили улететь от малейшего порыва ветра.

– Нужна еще газета, – сказал Серый, когда очередная шапка разорвалась пополам.

– К черту! – завопил Эдик и, сорвав с себя бумажную треуголку, принялся топтать ее ногами. – Нет больше газет! Нету! Я вам что? Почтальон Печкин?

– Шеф, бабка услышит, – прошептал Толян.

– А мне плевать! Пусть слышит, – простонал Эдик. – Что я, тварь дрожащая или право имеющий?

В этот момент шеф больше всего напоминал именно дрожащую тварь, о чем Толян и хотел сообщить, но вовремя прикусил язык.

– Шеф, ты – великий человек, – сказал Серый смущенным голосом, – таких рогов ни у кого нету!

– О, мамма миа коза ностра дубино инфернале! – воскликнул Эдик, от отчаяния переходя на итальянский язык. – О, дольче вита повери бандитто! – Он в изнеможении сел на стул.

Братки переглянулись и, не сговариваясь, дрожащими голосами затянули: «Уно, уно, уно, ун моменто! Уно, уно, уно сантименто!»

Эдик почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Он схватил со стола стакан и залпом выпил его. И тут же скорчился от отвращения:

– Что за гадость?!

– Не пей, шеф, – запоздало проблеял Серый, – я там носки замачивал!

– Не понял! – сказал Эдик, с трудом шевеля потемневшим языком. – Это же стакан!