Рассекая стремительной стрелой небосклон, Смог осматривал свои владения. Медленно, но верно Эннорат охватывала ночная тьма. Необычайно милыми показались дракону широкие долины Средиземья, его полноводные реки и плодородные поля. Лоснящаяся жизнью земля медленно остывала; с запада смотрели в лицо змею высокие и непреступные Мглистые Горы, очерченные сверху пламенеющей солнечной лентой. Вздохнув полной грудью, Смог спикировал вниз, к острой верхушке Эребора. Сильные когтистые лапы вспороли каменную плоть, оставив в ней взрыхленные борозды. Усевшись поудобнее, дракон расправил крылья, подставляя их под волны гуляющего средь редких облачков ветерка.
«Красиво, — мелькнула простая мысль в сознании древнего чудища. Острый проницательный взгляд змея полыхнул озорным огоньком. — Безумно красиво. Почти так же, как было в прежние, счастливые времена, когда я еще был больше похож на ящерку. Ах, милые годы юности. Еды было вдоволь, прохладные ручейки омывали разгоряченную чешую, воздух был слаще, а трава – зеленее. Все бы отдал, чтобы вновь оказаться маленькой змейкой на руках у своей хозяйки, вновь получать крупицы грубой ласки и иметь уйму времени для веселых, ничем не омраченных детских игр. А что теперь?».
А теперь он был вынужден стеречь границу реки от вторжения какого-то наглого эльфа-недоумка. Ибо так приказывали хозяева. С другой стороны, Смог готов был пойти на уступки пелорийской тройке, хотя бы из любви и уважения к детям старого Короля. В конце концов, трон Ангбанда пустовал, а дракону ой как не хотелось видеть на нем Саурона. Некогда величественный и благородный Айну ныне походил на призрачную тень самого себя. Корона Белерианда должна была достаться Ниар, Красной Колдунье, той самой, что повелевала душой самого Смога.
Змей моргнул. Он чувствовал, как в воздухе разливались теплые потоки перемен. Эти воздушные течения неслись со стороны Мордора. Разгорячённые пепельным дыханием Ородруина, они пахли тленом и гниющей плотью. Видимо, темноликий владыка Кольца Всевластия вернулся в свою крепость.
«Надвигается кровавый ураган, молнии и гром, — сменив позу, Смог расправил крылья шире. Его глаза – сверкающие океаны лавы – загорелись недобрым азартом. — В такую погоду летать интереснее всего».
Подняв голову к небу, дракон изверг из своей глотки ужасающий рев, сотрясший Эребор. Из пасти ящера потоком светящихся мотыльков к темноте поднялись искорки. Первобытная сила, еще горящая в крепком сердце, растекалась по телу дракона, распаляя в нем спящие эмоции. Преданный некогда даденой клятве, пробудившийся ото сна и забывший на время о золоте, Смог теперь ночью и днем грезил о возвращении на родину.
Там, где под исполинской толщей буйной воды спал Ангбанд, где грозный трехпикий Тангородрим все еще сохранял в себе былой пыл Дор Даэделота – именно там пребывала душа мятежного драконьего духа. Туда и только туда стремился попасть Смог. Впервые за множество лет жизни, ставшей убогой подделкой былого образа мышления и действа, огнедышащий сын Белерианда уверовал в собственную силу и собственную значимость. Отдавшись на волю судьбы по собственному желанию, последний из своего благородного рода решился стать клинком в руках у полноправных владык Средиземья. Помышляя о сражениях за свободу и собственное счастье, Смог в порыве взлетел с вершины Эребора.
Золотые прежде солнечные лучи преобразились, стали гуще и налились багрянцем. Мир воспылал кровавым сиянием.
Золотые прежде солнечные лучи преобразились, стали гуще и налились багрянцем. Мир воспылал кровавым сиянием. День угасал медленно, подобно тому, как угасает и вянет веселый огонек догорающей свечи. Холодная зимняя ночь затягивала в серые шали небо с запада, прогоняя свет и тепло прочь из своих владений. Балин, наблюдая за степенной сменой пейзажа, лениво поежился. Легкий мороз и пронизывающий ветер кусали кожу, проникая под теплый плащ. Глубоко вздохнув, мудрый седобородый гном оглянулся на своих спутников. Последние, устало зевая, растаскивали тюки с едой, готовясь к ночлегу.