Чертоги Казад-Дума (СИ)

Наверное, с полчаса чародейка задумчиво вышагивала по безлюдному пустырю прежде, чем заметить за собой тень. Краем глаза увидев высокий абрис смоляного облака, Ниар вначале даже решила, что ей от усталости начали мерещиться чудные вещи. Пару секунд спустя, всмотревшись в клубящийся черный силуэт, она признала в своем неожиданном спутнике живое существо, давно знакомое ей и когда-то даже боготворимое. Былое спокойствие вмиг улетучилось, оставив за собой выжженную пустошь презрения.

— Гортхаур, какими судьбами? — оскалив зубы, Ниар сжала руки в кулаки. Появления Майрона следовало ожидать, но чародейке казалось, что Майа не явится столь скоро. Видимо дела у старого друга шли совсем плохо. Только отчаяние могло привести спесивого гордеца к детям Вала Мелько. — Мне казалось, что тебе не нравится это прозвище, — он заговорил тихо. Его Валарин, как обычно, был безупречен. Бестелесный, слабый, умирающий, Майа потерял практически все, что когда-то имел. Но голос, его надменный и величавый голос, остался прежним. — Чудесно выглядишь, Ниар. Ты похорошела. Она сощурилась, усмиряя в себе бурю истерики. Почему-то колдунья верила, что когда-нибудь сможет встретиться с Сауроном и при этом не потерять самообладания. Столько лет она не видела его, столько часов, дней, недель. Казалось, с тех пор минули эпохи, а обида и боль никак не утихали. Моргнув, чародейка заставила губы растянуться в улыбке. Не так она представляла себе встречу с Майроном. Не так она видела свой с ним разговор. — Ты пришел ко мне… — голос Ниар дрогнул. Она всматривалась в едва различимую тень, силясь признать в ней своего бывшего опекуна. Когда-то Майа был пригож и силен. А в падении его была повинна только Красная Колдунья. И теперь, глядя на плоды своих стараний, Ниар ужасалась. — Зачем ты явился? Ведь тебе ясны мои намерения и понятны желания. Если вознамеришься отговаривать от задуманного, знай, что теперь подобных тебе я могу убивать без особых усилий. Какое-то время Саурон молчал, позволяя Ниар вкушать забытую боль. Чувствуя на себе его взгляд, наследница Железной Короны спокойно взирала на помощника отца. Хладнокровно сдерживая гнев, она терпеливо ждала, и усилия ее вскоре были вознаграждены. Майрон заговорил. И на этот раз сразу перешел к делу. — Я никогда не был против тех высоких ценностей, которые мы пытались защитить в собственном маленьком мирке. Я никогда не относился плохо к Талрису и Анаэль, и уж тем более к тебе. Я не ожидал, что все обернется так. Жаль, что для осознания правды мне потребовалось совершить сотню ошибок. Я давно не видел тебя и не имел возможности попросить прощения. Однако наступил тот момент, приближения которого я искренне боялся. И вот я стою перед тобой, а вокруг бушует ненастье. И, кажется, ничего не изменилось, кроме нас. Я забыл уроки твоего отца, как забыла и ты некоторые из них, Ниар. Мы, как тебе кажется, не друзья. Однако приближается война… а тебе известен один негласный, нерушимый и праведный закон всякой битвы: кто тебе не друг, тот по определению – враг. Он снова замолчал. Ниар сглотнула, понимая, к чему ведет Майрон. Его голос зазвенел в тишине снова, опять наполняя Красную Колдунью горькими воспоминаниями: — Так уж получилось, Ниар, что враги у нас общие. А потому осмелюсь напомнить второй нерушимый постулат. Всем известно, как он звучит. Враг моего врага…

====== Глава 10.1: Кинн-лаи ======

До определенных лет Ниар больше походила на мальчишку. Не по возрасту высокая, худощавая и улыбчивая, она носилась среди деревьев и кустов, вылавливая из мелких озер громко поющих лягушек. В отличие от других девочек, старшая Миас никогда не интересовалась теми вещами, что привлекали сверстниц. Ее восхищало оружие, кулачные драки с шалопаями людских поселений, извечные игры в войну. Часто с ссадинами на коленках, испачканная грязью и сажей, она вела своих недорослей-бойцов против злобных узурпаторов чужих деревень. Ее не смущала коряга, служившая мечом, и кусок оторванной коры вместо щита. Она насмехалась над модой и куклами, познавая мир посредством тихого наблюдения. Завороженно изучая все новое, девочка находила покой и умиротворение в осознании непостижимой ценности живой субстанции.