Беседа длилась больше двух часов. Солнце успело исчезнуть с небосклона, чью высокую твердь покрыла черная мантия ночи. Звезд видно не было – их закрывала пелена низких серых облаков, предвещающих затяжной дождь. Воздух казался Ниар влажным, прогорклым и холодным. Кутаясь в тулуп Бильбо, Красная Колдунья не решалась подойти к разведенному костру – сидевшие вокруг него гномы сосредоточенно слушали речь Короля. Вряд ли бы им понравилось вторжение чужачки в круг избранных. Храбрый хоббит, сверкая глазами, чистил кинжал из Гондолина. Не раскрывая рта, он явно обдумывал намечающийся поход как заправский охотник до безумных приключений. Благородные эльфийки спали поодаль, зарывшись в толстые одеяла гномов Железных Холмов. Бессмертные старались не вмешиваться в быт отряда, с уважением относясь к привычкам и потребностям своих новых друзей.
Ну а Ниар оставалась в одиночестве. Конечно, ничего почти не изменилось – душевные разговоры с мистером Бэггинсом стали хорошей традицией, сердечные пикировки с Фили и Кили отныне являлись частью ежедневного расписания чародейки, а общение с Арвен и Илией, по сути, превратилось в долгий, но крайне приятный обряд. Балин по-прежнему сторонился Красной Колдуньи, а Торин в принципе не замечал ее присутствия рядом. И Ниар его прекрасно понимала.
Король-под-Горой, прославленный в народе за свою несговорчивость и гномье упрямство, для себя, судя по всему, уже все решил. Он отлично представлял, какой властью обладает старшая Миас и на что она способна на самом деле. Седовласый старец, нравящийся ангбандке в силу ее военного воспитания, зря переживал за способность Торина делать здравые, точные выводы. Наследник рода Дурина простачком не был и, наперекор злым толкам, отлично разбирался в людях. Единственный грех эреборца заключался в его бездумной тяге ко всему опасному. В Ниар сын Осаа увидел тайну, разгадать которую был не способен. Приоткрыв же завесу загадочности Красной Колдуньи, наконец, осознал, как рискует и чем.
Но на решение Торина отправиться к Казад-Думу сложившиеся обстоятельства никак не повлияли. Попросив Талриса отыскать Траина Ниар не просчиталась; узнав о том, что отец жив, молодой Король преисполнился желания спасти старика. Эреборцу было невдомек, что в темных чертогах Мории его уже ждали кошмары, несравнимые с уже пережитыми ужасами. А Ниар отговаривать Торина даже не собиралась. Напротив: теперь, когда молодому гному казалось, что действует он самостоятельно, уверенность его росла и крепла. Чего и добивалась Красная Колдунья, в конечном счете.
Конечно, ей было больно. Ей было до тошноты скверно. Однако не в первый раз чародейка убеждалась в ограниченности и слабости душ существ, живущих в Эннорате. Ей приходилось обжигаться и раньше. Достаточно часто, чтобы перестать верить в любовь. Ее предавали, унижали и пытались лишить жизни. И все потому, что в наследство Ниар не повезло получить силу и власть Дор Даэделота. Торин исключением не был. Имея полное право судить свободно, он свой выбор сделал.
Хотя Ниар впервые показалось, что ей повезло.
Тяжело вздохнув, колдунья вытащила руки из-под теплого тулупа. Вслушиваясь в голоса друзей (которых в конечном итоге ждала смерть), решила снять с глаз повязку. Обхватив пальцами толстую ленту парчи, стянула ее с головы. Моргнув пару раз, с любовью и нежностью огляделась вокруг.
«Им будет не до меня еще долгое время, — подумалось Ниар. Мысли желчным потоком изливались из сознания. — Пожалуй, даже если исчезну, вряд ли кто расстроится. К тому же, теперь мне не нужно уделять столько внимания собственным тайнам. При особом желании смогу сделать так, что ухода моего никто и не заметит».
Шепнув заклинание себе под нос, Ниар поднялась с земли. Осторожно сложив тулуп Бильбо, любовно смахнула с него пыль и травинки. Убедившись в том, что магия действует, и окружающие на нее не смотрят, Красная Колдунья неспешно двинулась в сторону. В последнее время ночные прогулки стали регулярными – днем чародейка видеть не могла, зато ночь распускалась пред ее взором подобно прекрасному бутону чайной розы.
Чинно шагая по изумрудному полю – холод пощадил растительность низины, оставив ее в летнем наряде – старшая Миас с удовольствием оглядывалась. Кругом порхали ночные бабочки, иногда в высокой траве можно было заметить ползущую по своим делам змею. Вдали слышался волчий вой, протяжный и надрывный. Картина умиротворения, столь близкая Ниар по настроению и духу, вряд ли бы приглянулась кому-то еще. Но ангбандка и не требовала чужого понимания. В первый раз за долгое время оно ей не требовалось вовсе.