Чертоги Казад-Дума (СИ)

Но его наследие продолжало жить. Никто из посланных в Арду Валар не подозревал, какие на самом деле цели преследовал Мелькор, стремительно сдавая свои позиции врагам. Легкие победы, приписанные воинству Ангбанда в самом начале войны, таковыми вовсе не были. Поэтапные битвы в глазах Мелькора являлись просто косточками домино – стоило дунуть лишь на одну, чтобы привести в жизнь сложный механизм причин и следствий. Теперь Саурон это понимал. И видел, как заветные черно-белые костяшки продолжают падать: годы летят, Эннорат в неведении спит, а за кулисами театра жизни кипят приготовления к последнему акту. «Уведи их из Белерианда, — так сказал Мелькор, разговаривая с Сауроном много после падения Гондолина. Примерно в тоже время до ангбандских шпионов дошел слух о прибытии Эарендила в Валинор. Подлец, судя по всему, обращался к старшим братьям за помощью. — Их не должно быть здесь, когда наши старые друзья пожалуют в гости. Никто из Валар не должен прознать об их существовании. Сильмариллы – лишь оболочка, сам понимаешь. Обман для несведущих. А я не хочу, чтобы кто-то разведал, в чем именно заключается ложь». «Но господин, — вопреки старой дружбе, Майрон старался говорить с Мелькором в уважительной форме. В те дни Владыка совсем скверно себя чувствовал. Усталый, надломленный и медленно теряющий силы, он устал бороться с безысходностью. — Вы же понимаете, что я не могу врать им. Они давно мне не ученики. Они мне друзья. Я не хочу ничего скрывать от них». «Сюда пожалуют не только эльфы Амана, Майрон, — Мелькор был мрачен и серьезен. Медленно шагающий по верхнему атриуму, он глядел вниз, любуясь на своих сидящих в Ночном Саду детей. — После случившегося, сюда прибудут и Тулкас, и Аулэ, и все, кому забавы ради захочется поглядеть, что стало с нами. Они не должны добраться до моих детей, друг мой. Они – сердце и душа Белерианда. В них наша сила и наше будущее». Тогда Мелькор остановился и рукой указал вниз. Майрон послушно взглянул туда, куда предлагал поглядеть побратим. Взор Майа упал на Ниар – одетая в белое платье, девушка играла на флейте. Маленький паук с собаку размером весело танцевал под заданный ритм. Принцесса явно радовалась своим растущим умениям. Крохотные пальчики скользили по костяной трубе инструмента, принуждая воздух петь. «Я знаю, она дорога тебе, — Владыка, произнося эти слова, не спрашивал, не злился, а лишь грустно утверждал. — Множество раз видел, как ты смотришь на нее. Иногда с нежностью, иногда с гордостью, а иногда со злостью. Понять твои эмоции не сложно, уж поверь. Затруднительно любить что-то далекое, что-то недоступное. Однако, если тебе она дорога, уведи их подальше от Белерианда. Как можно скорее». «Зачем? — тогда Властелин Колец изумился. И не только внезапному откровению Мелькора. В шок Майрона повергла неожиданная осторожность друга. — Мы так долго добивались победы, так яро и мучительно отвоевывали цветущие земли. Что может остановить нас теперь? Тулкас? Смешно, но Талрис сумеет поставить его на лопатки одним щелчком пальцев. Не нужно так переживать за них. Они готовы». «К чему? — выпрямившись, Мелькор улыбнулся, и от улыбки той Майрона бросило в холод. Ему доводилось видеть подобное выражение лиц у поверженных противников. В глазах Владыки читалась сокрушенность. — К столкновению со своей судьбой? Быть воином и быть правителем – разные вещи. Не спорю – дети мои талантливы. Талрис сильнейший маг из мне известных. Анаэль давно переросла в искусстве целительства Эстэ. А Ниар, наконец, научилась понимать своих врагов. Но воевать с Аманом им еще рано. Чтобы победить в этой битве, не нужны ум и сила, а нужно храброе сердце. Мудрость, копимая веками. Воля, закаленная бесчисленными потерями. Они видели смерть, но они не лишались. Им есть за что бороться. Однако пока не понимают своего предназначения». «А я перестал понимать, о чем ты говоришь, — чувствуя, что Мелькор переступает недозволительную грань, Майрон зашипел. Тревога охватила Майа. Тревога растущая, рычащая, злобная. Она отвергала сантименты и тактичность. — К чему ты ведешь, Мелькор? К тому, что мы должны просто подчиниться воле милых друзей с Запада? Или что должны пригласить их на чай, смея надеяться убедить сохранить дружественный нейтралитет? Разрази меня гром, если ты действительно думаешь, что нужно отступить». «Они низвергнут меня, — голос друга наполнился свинцовой горечью. Глаза Мелькора потемнели. Высокий, статный, он в неясном ночном свете вдруг начал походить на старика. — Мне не хватит сил противостоять им всем сразу. А разве кто-то из вас готов сразиться с Вардой? Или Аулэ? Разве Ниар выдержит бой, хотя бы даже с Уинен? Сам скажи мне, как считаешь?» Майрон тогда никак не считал. Он помнил, какими сильными были старшие Майар. Он знал, на что они способны в гневе. Не хотелось этого признавать, но Миас действительно еще были слабы духом. До поры до времени в бою им помогали родные земли, а после битв их всегда ждал уютный замок Ангбанда. У пелорийской тройки был дом, и были защитники. Что могло случиться в случае, если ни дома, ни защитников у них вдруг не станет? «Рано или поздно ты окажешься перед выбором, Майрон, — не дождавшись ответа, Мелькор вновь заговорил. — И, вероятно, тебе придется делать его несколько раз. Многое переменится, не раз, и даже не два. Дети мои окрепнут, станут умнее, станут свирепее. Тебе придется наблюдать за тем, как их предпочтения каменеют, как в них растет самосознание, самоуважение. Будет сложно. Будет больно. Придется потерпеть. Возможно, Ниар никогда не ответит тебе взаимностью. Возможно, вы с Талрисом будете враждовать. Может случиться, что даже Анаэль возненавидит тебя. Но вопреки такой вероятности, обещай мне, что будешь их защищать. Обещай мне это, и я больше не начну подобного разговора». И он пообещал. Дал клятву своему лучшему другу и наставнику, что обязуется опекать Миас и помогать им до тех пор, пока существует мир. Когда наступил решающий момент, Майрон был вынужден опустить оружие и позволить Валар одержать верх над Дор-Даэделотом. Сильмариллы больше не освещали темноты севера. Стены укреплений рушились под грозными ударами. Полноводные реки иссыхали, тая от огненного дыхания войны. А сам Саурон бежал на восток – уводя от сражений Ниар, Талриса и Анаэль, он смирился с унижением и обманом. Цена за абсолютную свободу оказалась выше, чем предполагал Майа. Ниар, не ведавшая всего, усмотрела в подобном поведении измену. Удивительного в этом факте ничего не было: будь Саурон на месте ангбандской принцессы, сам не стал бы снисходить до пустословия и идеалистической полемики. Старшая Миас рассудила здраво. У Майрона был шанс объяснить ей причину побега из Ангбанда тогда, когда решался результат начатой войны. Но рыцарь Валинора поступил иначе. Уважая Мелькора, питая любовь и нежность к его детям, колдун не захотел открывать истины никому из Миас. Бравые защитники земель Белерианда не должны были винить себя во всех бедах, что постигли Мелькора. Они не должны были считать себя повинными в поражении Дор-Даэделота. Много лет прошло с тех пор, а раны на сердце все еще кровоточили. Каждый новый восход солнца приносил с собой одно из утерянных воспоминаний – вещи, которые Саурон предпочел бы навеки забыть, пробуждались в его рассудке и хозяйничали там. Мыслями постоянно возвращающийся к кровавому прошлому, Майа вновь и вновь убеждался – на пути к забвению он растерял самого себя. Раньше ему и в голову не пришло бы прятаться в тени, подобно трусоватому выродку. Он бы не стал юлить в разговоре с Ниар. Не стал бы отрекаться от прегрешений и героических подвигов. Теперь же, шагая вместе с орками к Мории, Саурон пребывал в легкой прострации. Он не замечал, как мили пустошей, зеленых равнин и каменных плоскогорий проносятся мимо. Казад-Дум приближался, горы уже виднелись на горизонте, а осознания реальности происходящего Майа все еще не ощущал. Будто погруженный в непроглядный туман сомнений и страха, Властелин Колец стремился поскорее встретиться с воинством Ниар. Для чего? Он не ведал. Но чутье упрямо твердило: «Вперед…» Взгляд древнего скользнул по поднятому черному стягу, что нес едущий на варге орк. Широкая полоса грязной ткани развевалась на ветру, поблескивая под солнечными лучами ярким золотым узором «Багрового Ока». Его личная роспись красовалась на флагах Мордора. Стяги Ангбанда украшал другой рисунок. Знак Сильмарилл – три воедино сплетенных круга, связанных невидимой цепью жизни. Майрон хмыкнул, воображая себе предстоящий бой с Миас. Интересно, поднимет ли Ниар к небесам кроваво-красное знамя Дор-Даэделота? Или же выступит вовсе без флагов? Почему-то ответ казался чародею очень даже очевидным. Белерианд должен был ожить. Даже если его новая жизнь могла начаться с изорванной тряпки на старом копье.