— Под потолками Ангбанда, вылитыми из пластов черного, как гематит, стекла, я часто слышала тоскливые песни орков. Интересно, но существа Средиземья привыкли видеть в уруках зло. И мало кто помнит, что эти темные и несчастные твари, служившие некогда моему отцу, много тысяч лет назад являли собой светлых и высоких эльфов, вечно юных и утонченных, как сам Валинор. Сущность орков происходит от добра, но постоянные пытки и неиссякаемая душевная боль исказили внешность бедолаг и их природу. Однако, Беорн, язык орков крайне схож с квенья. И песни, что уруки пели под Ангбандом, походили на те пропитанные магией гимны, что так любят бессмертные дети Эру и по сей день. Однажды, когда мне исполнилась первая сотня лет, отец повел меня к Эред Энгрину. Вместе с ним мы забрались на самую высокую вершину Железных Гор. Мелькор, поставив меня у края заснеженного утеса, рукой окинул простирающийся внизу Белерианд. Лучи восходящего солнца в тот день золотым морем текли по обширным западным землям, и реки полыхали огнем под взором великого светила. Несколько минут отец мой молчал, давая насладиться открывающимся с гор видом, но потом сказал мне одну вещь, о которой я думаю каждый новый день. Вала, что все Средиземье в ужас ввергает только именем своим, в то утро шептал на ухо мне следующее: «Все, что видишь ты, Ниар, лишь образ, созданный Эру. Каждое существо, каждая травинка и каждая пылинка подчиняется воле великого Илуватара. Орки, которыми ты командуешь, балроги, которых вгоняешь в неистовый ужас, даже драконы, кажущиеся беспрекословно свободными – все они в руках Первого Певца просто марионетки. И мы с тобой, дочь моя, не исключение. На всех есть свои планы у Эру, Ниар, запомни. И действия, что ты якобы совершаешь по собственной воле, являются лишь производными от веления Илуватара. Не забывай об этом, Ниар. И борись за свободу, как боролся я. Потому что каждый имеет право ковать свою судьбу собственными руками». Я не знаю почему, Беорн, но слова Моргота раскаленным тавро легли поперек сердца. Если мой отец был прав, то, получается, несчастные орки по воле творца стали теми уродливыми и кровожадными убийцами, какими мы привыкли их видеть. Но зачем Эру такое? Чтобы слышать в Амане их ужасные скорбные молитвы? Миллионы орков, искалеченных, избитых, жаждущих чужих смертей. Как мог всесильный Илуватар позволить кому-то издеваться над детьми своими? М? Есть ли ответ на этот вопрос? Не думаю.
— Твои речи немного грубы, как считаешь? — Беорн помрачнел, став похожим на привидение. Ниар, качнув головой, горько усмехнулась. Оборотень был не первым существом, относившимся к странным рассуждениям Миас с опаской и неприязнью.
— Грубы? Нет, не думаю, — Красная Колдунья развернулась к другу, обеими руками обхватывая кружку с холодным теперь чаем. Удивляясь самой себе и своему откровению, принцесса ангбандская хохотнула. — Я просто с грустью понимаю, что даже моя маленькая революция является промыслом Эру, и что ничего я не могу изменить в собственной жизни. Что бы ни происходило, все идет по плану создателя Арды. И я, как некий рычаг в руках отца, являюсь по сути лишь инструментом для шлифовки истории Средиземья. А осознание безысходности и обреченности меня пугает, Беорн. Ты спросил меня, за что я борюсь, на что отвечу: беря в руки свой меч, я всякий раз вспоминаю разговор с отцом на склонах Эред Энгрина и понимаю, что больше прочего хочу лишь свободы. Желаю владеть своей судьбой, а не подчиняться чужой воле. Жить жизнью ветра, что может летать за гранями сущего мира.
Заметив в глазах Беорна даже не отвращение, но сострадание, Ниар замолчала. Неловко было ощущать жалость со стороны. Чаще прочего Красную Колдунью одаривали ненавистными, злобными взглядами. Пожалуй, именно поэтому ангбандская принцесса неловко ссутулилась, отступая перед таким явным милосердием косолапого человека. Поджав губы и смущенно потупив глаза, старшая дочь Мелькора пыталась оправдать собственную немоту. Не выходило.
— Ох, чародейка, не ожидал я услышать от тебя таких странных слов, — Беорн улыбнулся открыто, от души. В его густом басе звенели чистые ноты доброты и ласки. — Уж кто-кто, но ты должна понимать, насколько свобода понятие относительное. Судьба властна над всем живым, и над Эру тоже. Однако твоя клетка – в твоем уме и только в нем. Захочешь изменить судьбу, с легкостью сделаешь это. И чужой удел поменять будешь в силах, если только в себя поверишь. Но я не отец тебе, чтобы читать нотации. Да и по возрасту права не имею учить тебя.