Чертополох. Философия живописи

В анализе экспрессионизма историки искусств постоянно подменяют стиль как таковой – методами конкретной немецкой школы XX века, а именно групп «Мост» и «Синий всадник», немецким искусством 1920-х годов. Методы школы могут быть созвучны художественному стилю – но приемы сами по себе не обладают эстетическим содержанием; более того, если строить суждение на описании приемов «немецкого экспрессионизма XX века», а затем перенести это суждение на суть экспрессионизма в целом, то ошибка неизбежна. Говоря о двадцатом веке, об окружении Маяковского в частности, мы неизбежно имеем дело с немецким экспрессионизмом и его отзвуками в России; просто следует помнить, что это лишь одна из версий экспрессионизма.

Участники немецких объединений, которые называли себя экспрессионистами, использовали в изобразительной практике ряд приемов, узнаваемых и легко воспроизводимых. По этим приемам их можно квалифицировать как единомышленников. Это прежде всего широкий неряшливый мазок, обобщенно резкое рисование без деталей, форсированный цвет без полутонов. Немецкие экспрессионисты XX века (Нольде, Кирхнер, Мюллер, Бекманн, Шмитт-Ротлифф) писали свои холсты яростными движениями, не делали предварительных штудий, были безразличны к деталям. Так брутально они рисовали для того, чтобы передать яростный характер перемен в обществе – прежде всего смятение европейского сознания перед войной и саму Первую мировую войну. Их холсты и рисунки, выполненные бешеной линией, описывают не конкретного человека – собственно портретов экспрессионизм создал немного, – но условного человека толпы. Черты лица персонажей, изображенных художниками «немецкого экспрессионизма», нечетко выражены. Если мы попытаемся вспомнить лица героев картин Кирхнера или Нольде, Барлаха или Мюллера, у нас ничего не получится. Лиц эти художники почти не рисовали – и это несмотря на то, что темой картин часто были мистические или библейские сцены. Но даже библейскую сцену немецкие экспрессионисты толковали как яростное выражение стихии: растрепанные волосы, преувеличенно резкая жестикуляция заменят рассказ о человеке – никакими индивидуальными чертами пророк Барлаха не обладает.

Вероятно, можно сказать, что рисование Маяковского той же природы – он рисует обобщенные типы, а не личность. Это так на первый взгляд – и не так по сути. Да, Маяковский постоянно изображает идеального героя, выдуманного персонажа, населяющего его мир революционной Утопии. Но этот человек – он сам, конкретный Владимир Маяковский. Он это яснее ясного декларировал еще в трагедии «Владимир Маяковский» – он сам сделал себя героем поэм и рисунков. Так же точно поступал и Домье; так поступал даже и Ван Гог – вспомните рыжеволосого заключенного из «Прогулки заключенных». Так ведь и Эдвард Мунк постоянно изображал одних и тех же героев: даму с распущенными рыжими волосами и тонкошеего юношу, тянущегося к ней: это символ, да – но это сентиментальный автопортрет и портрет возлюбленной.

Достаточно сравнить картины немецких экспрессионистов, рисующих людей толпы без ясных лиц, с картинами Шагала, Мунка, Пермеке, Кокошки. Все эти художники, бесспорно, пользовались теми же формальными приемами, что и экспрессионисты, но мы знаем и можем узнать героя Мунка, героя Шагала, героя Пермеке. Их герои – живые, страстные люди с конкретными биографиями; вы ведь представляете биографию юноши, летящего над Витебском? Вы понимаете, как устроено жилье бельгийского рыбака? Столь же живым является идеальный пролетарий Революции, нарисованный в «Окнах РОСТА» и наделенный конкретными чертами поэта Маяковского.

И вот какой вопрос возникает попутно: где проходит грань между символическим и реалистическим? Нам известны – помимо «Окон РОСТА» – еще несколько символических циклов; я упомянул Чекрыгина, но можно вспомнить еще и Вильяма Блейка. Герой мистерий Вильяма Блейка существует, он нарисован и узнаваем – и как прикажете его назвать: символическим? Типическим? Фантастическим? Кого рисует Маяковский: автопортрет – или знак? Символ будущего или рассказ о буднях? Схожую с блейковской мистерию, только революционную мистерию, писал и Маяковский на протяжении трех лет. Это произведение почти буквально соотносится с блейковскими графическими циклами (Вильям Блейк, кстати, был и поэтом, и художником) – и стиль рисования (обобщенно-символический) обоих мастеров имеет сходные характеристики. Кстати, Блейка иногда величают предтечей экспрессионизма.