Маяковский сам объяснил нам, кого именно он изображает, написав «Мистерию-буфф» и сделав сценографию этой драматической мистерии. Действие пьесы происходит в раю, куда попадают семь пар «нечистых» – рабочий, матрос, крестьянин и т. д., и семь пар «чистых» – король, император, буржуй и т. п. Это символическая пьеса, написанная в жанре средневековых мистерий, и костюмы к величественной буффонаде Маяковский рисовал соответствующие – так могли бы быть организованы театральные декорации средневековых подмостков Европы. Вспоминаются также костюмы Поповой, но художница рисовала свои костюмы не для столь прямого и адекватного адреса; Маяковский настаивает на пластике конкретного, им же придуманного, героя. Именно герои «Мистерии-буфф» – именно они: рабочий, буржуй, крестьянин, император – и населяют «Окна РОСТА»! И это очень важно: герои «Мистерии-буфф» и герои «Окон РОСТА» – это одни и те же люди. Они в раю и на фронтах Гражданской войны одновременно, они беседуют с Богом и обороняются от Юденича одновременно. Это те же самые люди – грани между символическим путешествием в рай и конкретикой Гражданской войны просто не существует. Маяковский в этом отношении ближе к эстетике Ван Гога или Микеланджело, нежели к классическому немецкому экспрессионизму.
Если критерием стиля «экспрессионизм» считать преувеличенное значение средств выражения (красочный слой должен кричать, линия должна яриться), то следует признать, что Шагал и Блейк, Мунк и Маяковский не менее «экспрессионистичны», нежели Нольде или Кирхнер. Однако мы не числим Шагала по ведомству экспрессионизма по одной – но самой существенной причине: Шагал – это не художник, рисующий движение стихий. Не рисовал стихий и Маяковский.
Существенно важно в его рисовании (как и в поэзии) то, что Маяковский никогда не изображал толпу – он толпу презирал («ощетинит ножки стоглавая вошь»), а экспрессионизм рисовал именно движение толпы. Отношение Маяковского к народу исключительно сложное: для него нет понятия «нация», «государство», «племя» – все это относится к империалистической риторике, которая ему чужда: «Москва для нас не державный аркан, ведущий земли за нами».
Маяковский дает весьма ясное определение коллективу:
Общество Республики, по Маяковскому, – это свободное собрание сознательных тружеников, лишенных имперских и национальных амбиций. Это марксистское, то есть классовое, представление об освобожденном труде, который один только и является критерием социального единения.
Ничего общего с толпой империи, идущей на войну с другой толпой из соседней империи, это общество не имеет и иметь не может.
Именно «класс» – но не род, не нация, не государство, не религия; только класс «труждающихся и обремененных», как говорит Писание, и достоин сострадания.
Про это – написана «Мистерия-буфф». Про это – нарисованы «Окна РОСТА».
И совершенно про иное написаны тысячи полотен немецкого экспрессионизма, выкликающие из глубин спонтанную национальную родовую стихию.
Принято, однако, числить Маяковского по ведомству экспрессионизма – и это ведет к эстетическому казусу. Стоит углубиться в анализ – путаница усугубляется.
Непосредственно из немецкого экспрессионизма (мастера работали рядом и учились, иногда даже наследовали приему) выросло движение, опровергающее экспрессионизм. Немецкий экспрессионизм (искусство времен Первой мировой) был в Германии преодолен искусством межвоенного времени, рефлексией на торжество стихий. Кирхнер и Нольде рисовали ярость и порыв, страдания и крики толпы, но на смену брутальным жестам пришла аналитика. После романов, написанных Эрнстом Юнгером, появились книги Эриха Ремарка – и, что еще более существенно – пьесы Бертольда Брехта. Драматургия Брехта хранит черты экспрессионизма, но это ни в коем случае не экспрессионизм. И приходится признать: либо экспрессионизм – это не то, что мы имеем в виду, называя огульно одним и тем же словом и Мунка и Нольде; либо экспрессионизм XX века – лишь одно из проявлений экспрессионизма как такового.
Но и это еще не конец истории путаниц и нелепиц.