Чертополох и терн. Возрождение веры

Противники Рейхлина – это Якоб ван Хогстратен (1454–1527), главный инквизитор Кельна (он станет вскоре врагом и Лютера), а также Яков Шпренгер (1435–1495), доминиканский монах, декан Кельнского университета, и Генрих Крамер (Инститор) (1430–1505), доминиканский монах и инквизитор. Последние – соавторы известного «Молота ведьм» (1484), директивной книги, инструкции для пыток. В Германии сожжено более полутысячи «ведьм» согласно «Ведовской булле» папы Иннокентия VIII 1484 г. – и указанные лица принимали в казнях живое участие.

Между Рейхлином и Пфефферкорном идет «книжная полемика», оба публикуют обличительные трактаты, их копии множатся, становятся достоянием всего общества – но «книжная полемика» лишь на волос отделена от политических акций.

В памфлете «Ручное зеркало» (1511) Рейхлин обвинен в том, что подкуплен евреями. Против «старого грешника и поклонника этих лживых евреев» выступает, помимо Великого инквизитора Кельнского, магистр теологии Кельнского университета Ортуин Граций. Рейхлин ответил на обвинения книгой «Augenspiegel» (перевести можно словом «офтальмоскоп», хотя такого предмета не было еще изобретено); помимо ответов на конкретные обвинения, книга славит иудейскую премудрость – впрочем, Рейхлин пишет мягко, очень мягко. Рейхлин – не Лютер, не Мюнцер, он человек убеждений, но не конфликтный. Его вежливость принимают за слабость. Пфефферкорн пишет очередную книгу-донос «Горящее зеркало» («Brantspiegell»). Над Иоганном Рейхлином инициируют суд, его «Augenspiegel» приговорили к сожжению в 1515 г.

Важно здесь и то, что образ зеркала, постоянно используемый в споре, относится непосредственно к практике ведьмовства. Начиная еще с Апулея, которого на суде упрекали за то, что он часто смотрится в зеркало; с Вергилия, о зеркале которого рассуждали как о предмете чародейства, зеркало стало инструментом алхимии и ворожбы. Пфефферкорн своими книгами как бы разоблачает «зазеркалье», а Рейхлин рекомендует использовать зеркало как своего рода увеличительное стекло, чтобы увидеть суть вещей.

В этот момент оформляется то, что можно назвать интернационалом сопротивления гуманистов: подобно тому, как Золя выступает за еврея Дрейфуса, интеллектуалы Нидерландов, Франции, Германии выступают в защиту Рейхлина и тем самым в защиту иудаизма. И напротив, король Людовик XII рекомендует всем парижским богословам не поддаваться на провокации Рейхлина, а Франциск I объявляет, что находится на стороне кельнских схоластов. Все переплетено – и спор не о богословии. Спор – о вере и неангажированном знании, позиции европейского интеллектуала по отношению к имперской идеологии. И, как водится, еврейский вопрос все это взбудоражил.

Рейхлиновский спор вокруг иудаизма длится около десяти лет; сначала гуманисты пишут в защиту Рейхлина «Письма знаменитых людей» – это своего рода материалы Хельсинкской группы тех лет: известные интеллектуалы протестуют против церковного диктата. Затем собранные Ульрихом фон Гуттеном вольнодумцы издают так называемые «Письма темных людей», свод посланий к магистру Ортуину Грацию, псевдотеологический издевательский памфлет. Всякий – от короля до школяра – высказывается по этому вопросу; в сущности, это вечная проблема «империи и человека», в роли «человека», не вписывающегося в общий уклад, выступает то Евгений из «Медного всадника», то еретик, то еврейский народ. «Теперь весь мир разделился на две партии – одни за глупцов, другие за Рейхлина», – говорит Муциан Руф. Всеобщая дискуссия, начавшаяся в Кельне в 1509 г., продолжалась до Латеранского собора 1512–1514 гг. и решилась в пользу Рейхлина. Спор вокруг еврейских книг – это был спор о Европе.

Было бы странно, если бы позиция художника, встроенного в интеллектуальный дискурс, позволила держаться в стороне от проблем. Разумеется, у живописцев свои специфические заботы: гармония форм и цветов может казаться важнее иудаизма и споров вокруг него. Но если художник внимателен, то отдает отчет в том, что три четверти полотен написаны в связи с житием апостолов, которые не-арийцы. Художник живет теми же страстями, что и гуманист, связь «гуманист-художник-политик» освоена. В случае Бальдунга эта связь совсем прямая, вот характерный пример: Ульрих фон Гуттен, гуманист и рыцарь, один из самых обаятельных людей той эпохи, трижды обращается в магистрат Страсбурга в 1521 г. с политическими письмами (1. Hutten, Ulrich, von. Sendbrief an Kaiserliche Majestat // Deutsche Schriften: In 2 Bde. / Hrsgb. von H. Mettke. Leipzig: VEB Bibliogr. Inst., 1972. Bd. II. S. 146–148). Городским секретарем Страсбурга в то время является старший брат Бальдунга Грина.

В те годы Дюрер создает «Меланхолию» (1514), в это время (вплоть до 1516 г.) Грюневальд пишет безнадежно Изенхаймский алтарь, и в это самое время Альтдорфер пишет картину «Победа Карла Великого над аварами» (1518). И то, и другое, и третье произведение имеют непосредственное отношение к проблемам империи.