… Я делаю вид, что бешусь по пустякам, провоцирую на ссору, несколько дней не выхожу на связь…
Качели вверх.
… Прижимаю ее к себе перед сном, шепчу то, что она хочет услышать, обещаю никогда не давать в обиду…
Качели вниз.
…Она находит на якобы забытом ноутбуке переписку с другой бабой, смеюсь ей в лицо…
Качели вверх.
… Новогодняя ночь превращается в сказку про Золушку в дорогом столичном ресторане: платье мечты, любимая музыка и восхищенные взгляды из-за соседних столиков….
С приходом весны улицы заливаются солнечным светом, но Катя тает, как мартовский снег. Ни дня без драмы, чаще срывы! Вот мой лозунг. Главное, быть непредсказуемым лабиринтом для растерянной девчонки, которая лабораторной мышкой бросается из угла в угол, даже не представляя, кто направляет ее электрическими разрядами в мозг, и куда.
Я представляю. Внутри меня пожар, он мечется голодным монстром, обжигая нутро. Чувствует – осталось недолго.
– Я тебя не люблю, – говорю однажды утром, одеваясь. – С тобой было весело трахаться, но… Ты стала какая-то скучная, что ли. Квартиру на следующий месяц я не оплатил, кстати, хозяин заскочит вечером. Отдашь ключи.
Я знаю, что идти ей некуда, знаю, что в кармане ни копейки. Хочется посмотреть на ее реакцию, но одергиваю себя – не сейчас, нельзя! Нужно свалить прежде, чем начнется истерика, как можно раньше оставить наедине с собой. Себе мы лучшие палачи.
Я спешно накидываю пиджак и направляюсь к выходу, но все идет не по плану, когда ножницы вонзаются мне в плечо.
Толстуха передо мной все никак не может определиться с сиропом к своему капучино. Кусает пухлые губы, мычит неразборчиво и пялится на вывеску позади бариста, в сотый раз пробегая поросячьим взглядом по ассортименту. Каштан, соленая карамель, мята… тьфу ты!
– Надо же, какой сложный алгоритм, – говорю в пустоту, но так, чтобы меня слышала вся очередь. – Сначала выбираешь, потом подходишь к стойке. Действительно, сложно запомнить последовательность.
Баба оборачивается, строит гримасу. Спрашивает, мол раз такой умный, что посоветую.
– Без сиропа. И абонемент в спортзал. – Развожу руками.
Толстуха огрызается. Никогда не понимал, почему кто-то вроде нее вообще смеет быть чем-то недовольным, высказывать мнение, высовываться. Им бы сидеть тихо, преисполненными благодарности, что здоровые люди не поднимают их на смех на каждом шагу и не гонят пинками. Так нет же.
Знавал я, правда, одного художника, любителя внушительных объемов, но такие извращенцы скорее исключение…
От перепалки с наглой бабой меня отвлекает появление Кати. Через стеклянную стену кофейни я вижу, как девушка входит в просторный холл, бегло осматривается и направляется к охраннику на пропускном пункте. Меня она пока не замечает. Плечо отзывается болью.
Катя, эта больная сука, пырнула меня ножницами! Шрам еще не зажил.
«Акела промахнулся, Акела промахнулся», – скулит шакал в моей голове голосом отца. Эта фраза преследовала меня все детство. Ненавижу Киплинга.
Да, с Катей я промахнулся. Она редко говорила о своих родных, сбивалась на шепот и сильнее натягивала рукава, пряча шрамы на запястьях. Я знал лишь об отчиме, который поколачивал их с мамой в перерывах между футболом на диване и пивным горлышком, о том, как ее запихнули в ненавистный универ… Думал, порезы на руках следствие привычной подростковой драмы. Что они знак, метка для огненного монстра в моей груди.
Холод лезвия на запястьях невозможно забыть, думал я, и если мне удастся провести ее за ручку по знакомой тропинке, то Катя сама примет нужное решение.
Не знал я, что эта сумасшедшая всегда шла другой дорогой, не собиралась сводить счеты с жизнью. Не со своей. Когда Катю довели в прошлый раз, она попыталась убить отчима, зарезать «розочкой» из бутылки. Разлетевшиеся осколки оставили следы на худой руке.
Естественно, я написал заявление. Тогда и узнал, что психованная уже почти год в розыске.
… Можно, конечно, затаиться и вызвать ментов. Боль горячими крюками разрывает рану на плече, и я понимаю, что не готов. Не готов даже находиться с Катей в одном здании, не готов больше встречаться с тьмой в ее голове. Не сейчас.
Толстуха наконец получает свой капучино и готовится надеть пластиковую крышечку, когда два моих обслюнявленных пальца ныряют в ее стаканчик. Да-да, пирожочек, я о тебе не забыл. Жаль, некогда наслаждаться реакцией, и второй выход забегаловки провожает меня под пасмурное небо. Заворачиваю за угол.
В офис сегодня возвращаться точно не собираюсь, меня слегка колотит. Дрянь посмела прийти ко мне на работу!
Бреду, не разбирая дороги. Свежесть весеннего воздуха помогает проветрить голову. За спиной резко визжат тормоза, рев клаксона бьет по барабанным перепонкам, и я инстинктивно отскакиваю в сторону прежде, чем успеваю обернуться. Узкая улочка пуста, лишь пара машин припаркована у обочины.