– Понимаешь… Я не знаю, было бы это чувством вины или просто горем от того, что я жив, а ты нет. Что ты умерла, чтобы спасти меня. Но одно могу сказать точно – даже если бы я чувствовал свою вину, я не мог бы тебя ненавидеть. Ведь ты сделала бы это потому, что любила меня.
– Дьявол пытался внушить мне, что нет никакой любви. Что люди все делают только для себя. Совершают якобы благородные поступки для того, чтобы их потом не мучила совесть. А вдруг умереть для меня было бы легче, чем жить и думать о том, что я могла тебя спасти, но не спасла.
– А какая разница? – покачал головой Никита, приподнявшись на локте и глядя мне в глаза. – Какая разница, почему ты сделала это, если сделала? Если б ты не любила меня, ты бы выбралась из огня сама и убедила бы себя, что другого выхода не было, что ты ничего не могла сделать. Разве нет?
Я устроилась на работу в небольшое туристическое агентство. Мои сослуживицы – пять женщин в возрасте, как сказал Никита, от пионерки до пенсионерки. Они все абсолютно разные, но мы поладили, вместе пьем чай, делимся рецептами пирогов и немножко сплетничаем. Никита продал два бара и открыл консалтинговую компанию. В третьем, том самом, где мы встретились, он иногда стоит за стойкой и смешивает коктейли – для собственного удовольствия.
Мы подали заявление в загс и потихоньку готовимся к свадьбе, которую решили отпраздновать скромно: расписаться, посидеть в ресторане втроем – с Костей, который должен будет к тому времени вернуться из клиники, а потом поехать в свадебное путешествие на Бали.
Я с удовольствием пою в душе романсы и оперные арии – своим слабеньким, бледненьким меццо, а Никита, поддразнивая меня, просит спеть про Савку и Гришку.
Иногда кто-то из нас вдруг чувствует непонятную слабость и головокружение, но стоит нам прогуляться, держась за руки, – и все проходит. Наверно, мы проживем вместе долго, как попугайчики-неразлучники. И, может, даже умрем в один день.