Чертова погремушка

Снова умереть – на этот раз по-настоящему?! И что там

будет? Опять пыльная гора? Или на этот раз настоящий ад? Или… вообще ничего? Я уже забыла, как совсем недавно мечтала о черном небытии. Да, это была бы настоящая ирония судьбы – понять то, над чем так долго ломала голову, чтобы не успеть этим воспользоваться.Дьявол не появлялся, Царица ночи тоже молчала. Если мысли о них и приходили в мою бритую голову – бинты сняли, и под ними оказалась не слишком аккуратная плешь с некрасивым красным шрамом и пробивающейся колючей порослью, – я старательно гнала их. Так тщательно оберегают чуть поджившую болячку. Подумаю об этом потом, говорила я себе, как Скарлетт О’Хара. Потом – когда… если поправлюсь.

Никита сильно похудел, глаза запали. С отросшими волосами и не слишком аккуратной щетиной он выглядел немного бомжевато. Впрочем, по сравнению со мной – звезда Голливуда. Он держал меня за руку, и я вдруг почувствовала себя не такой слабой. Как будто силы вливались в меня через его пальцы. Что это? Самовнушение – или?..

Я пристально посмотрела на Никиту – или сквозь Никиту, и все поплыло, но это была обычная рябь в глазах. Зрение меня время от времени подводило, словно бинокль со сбившейся настройкой. Я перевела глаза на медсестру, пытаясь заглянуть под ее халат, обтягивающий пышные телеса. С тем же результатом.

– Знаешь, Кит, кажется, я больше не вижу… ну… людей. Изнутри, – сказала я.

– Разве это плохо? – удивился он. – Может, все кончилось?

Как-то я читала, что, с точки зрения морфологии, слова «начало» и «конец» – близкородственные. Однокоренные. В статье подробно объяснялось, каким образом они превратились в антонимы, но мне подобные филологические тонкости были чужды. Тем не менее, это подтверждало теорию о том, что конец – понятие эфемерное. Конец одного – начало для другого. Поэтому, как ни хотелось мне поверить в то, что «все кончилось», получалось плохо.

Я знала, что расскажу Никите о своем втором пребывании в фальшивом аду – но не сейчас. Я была еще слишком слаба.

– Помоги мне сесть, – попросила я.

Он приподнял меня, поправил подушку под спиной. Я определенно чувствовала себя лучше. Жаль, что раньше его ко мне не пускали.

– Как ты себя чувствуешь, – спросила я, продолжая цепляться за его руку.

– Для человека без селезенки – на удивление неплохо. Правда, сейчас вот что-то голова закружилась немного.

Дьявол! Похоже, мы с ним обречены всю жизнь держаться за руки, гоняя жизненную силу туда-обратно. Но есть ведь еще и Костя!

– А как Кот? Ты у него был?

– Был – вчера и сегодня. Он тоже бодрячком. Хотя по-прежнему тоскует по Линке.

Я вздрогнула.

– Ничего не говорил обо мне? Мол, зачем я это сделала?

– Сделала что?

Я открыла рот и тут же прикусила язык. Они же ничего не знают! Когда я взяла их за руки, они оба были без сознания. А когда нас забирала «скорая», я уже лежала мешком, потому что умудрилась с колен упасть так, что основательно разбила затылок.

Вот и хорошо. И совершенно им не надо ничего знать. Костя… Ему понадобится много сил. А мы с Никитой… Если я права, то нам должно хватить энергии на двоих. Ведь это были силы всех тех, кого я… Да, тех, кого я убила. И неважно, хотела я этого или нет. Разумеется, не хотела. Разумеется, хотела как лучше. Всем известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Но Никита и Костя живы. Выходит, дьявол был прав, говоря об относительности добра и зла? Нет, я не должна снова поддаваться ему. Смерть – это не добро и не зло. Это… просто смерть.

Я встряхнула головой, как будто хотела вытрясти из нее эти мысли. Я всегда делала, думая о неприятном. Перед глазами снова поплыло, в ушах противно запищало.

– Посиди со мной, пожалуйста, – попросила я, закрывая глаза. – А я посплю немного.