Чертово колесо

Они двинулись за толпой, рассматривая живые картины в витринах. Оттого, что можно было войти в любую дверь, они не спешили, ожидая, что самые красивые женщины еще впереди. Но вот друзья добрались до конца набережной, где начинался глухой и темный угол. Тут тоже оказались витрины, но подвальные, в них сидели только темнокожие женщины. Многие из них были толсты, неповоротливы и поразительно похожи на грустных обезьян.

— Как в карцере… Тут, наверное, подешевле, — пробормотал Сатана, уже успевший узнать цены на главной улице. Он жестом спросил у одной негритянки: — Синг-синг? Хип-хоп? Орера?

Толстуха подняла розовую пятерню. Он отмахнулся. Она опустила два пальца. Он покачал головой. Тогда она опустила еще один палец.

— За двадцатку согласна, — сказал Сатана. — Она и за десятку будет рада отсосать, но уж очень противная. Эти чернорожие мне не нравятся. Посмотри, лапы какие мерзкие!.. Розовые, словно с них шкуру содрали…

Негритянка проводила их долгим грустным взглядом гориллы, не получившей банана.

— Ты ей нравишься вроде, — усмехнулся Нугзар. — Тебе она и бесплатно даст.

— Да ну, как в зоопарке, — ответил Сатана, отплевываясь. — Мне кажется, они черные от грязи, а я очень воду люблю…

— Ты не прав. Вон к той я бы зашел, — указал Нугзар на изящную мулатку в наушниках — она сидела на диванчике, раздвинув ноги, и призывно водила пилочкой для ногтей по грудям и бедрам.

— Это еще ничего, можно, — согласился Сатана, принимаясь за спасительный клок.

На улице с китайскими девочками Нугзар стал оглядываться с интересом — чем-то эти куколки его волновали, тянуло их мять, трогать и гладить, как игрушки. Упорно вспоминался китаец из зоны, который говорил, что тот, кто хоть раз в жизни переспал с «китайской породой», на других — больших — женщин и смотреть не захочет. Это словно после ласкового податливого легкого пони взгромоздиться на неуклюжую, громоздкую дылду-корову.

Около ратуши шла веселая жизнь — горели бары, играла музыка, все ходили по мостовым, нехотя пропускали редкие, виновато урчащие машины. Сквозь толпу серыми шуршащими тенями прошныривали велосипедисты. Тут же крутились темные уличные барыги, предлагавшие свой товар. Сатана с помощью спасительных «лац-луц», «пиф-паф», «орера» завел с ними обстоятельную беседу. Барыги оживились, стали приставать сильней и требовать, чтобы он наконец что-нибудь купил.

— Настырные, — сказал Нугзар, замечая, что некоторые довольно злобно хватают Сатану за рукава. — Тут, видно, не принято просто так болтать. Пришел — купи…

— Купим? — спросил Сатана, мало обращая внимания на приставал и бесцеремонно отряхивая их с себя, как блох.

— Как хочешь. Только могут и туфту пихнуть. Тут меню нету, — предупредил Нугзар. — Ищи их потом!

— Правильно, — согласился Сатана. — У нас еще есть колеса… Как ты думаешь, мы их сможем потом найти?

— Ты их не сможешь не найти, — засмеялся Нугзар. — Это их жизнь. Они синие уже от кайфа, вон, дым сосут какой-то химический…

Приятели оглядели стайку. Барыги, решив, что клиенты совещаются, опять стали наперебой тыкать пакетики, узелки и шарики.

— Опиум?

— Ноу опиум.

— Проба? — сказал Нугзар.

— Ноу проба, — ответили они.

— Морфий?

— Ноу морфий!

Тогда Нугзар пожал плечами:

— Сорри! — и прошел сквозь них.

Сатана, пообещав:

— Завтра, тик-так, хип-хоп, мы придем и всех вас перекидаем! — резко отшвырнул самого наглого и заковылял следом.

Те с недовольным урчаньем и многими «Фак ю! Фак ю!»-отстали.

Теперь Сатана проголодался. Ресторанчиков было много, на пять-шесть столиков: аргентинские, турецкие, итальянские, мексиканские… Всюду звенели бокалы, шипела еда, мурлыкала музыка. А повар в пиццерии, колдуя над раскатанным тестом, ласково кивал им: «Заходите, садитесь, ешьте, пейте, веселитесь!» И, как в цирке, вращал над головами круг готового теста.

Друзья выбрали китайский — попробовать. В витрине на узорных крюках висели копченые утки. Маленькие китайцы на особых решеточках жарили рубленые овощи и мясные лоскутки.

Они еще никогда не видели такую еду и таких официантов. Сатана съел китайских мясцов на пятьдесят гульденов, запив их двумя чайниками рисовой водки, про которую отозвался очень неодобрительно:

— Дрянь… Теплая и гадкая… Наш коньячный спирт куда лучше!

Мясо ему тоже не понравилось:

— Ерунда какая-то, объедки… Наша хашлама всему миру засунет! А хлеба почему не дают, твари косоглазые?! Со своим, что ли, приходить? Э, где наш горячий лаваш с гуда-сыром?..

После ресторанчика они грызли орешки и ели мороженое — круглые сладкие шарики аккуратно собрал в стаканчики пожилой мороженщик с румяным светлым ликом. Сатана лизал шоколад, по-детски глазея по сторонам. Нугзара тоже не покидало ощущение нереальности, детскости, сказки.