Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий)

А дома понял я, какой был карнавал:
Лишь трубку раскурив листком, что призывал
Меня на их спектакль, внезапно взял я в толк,
Что зван был кой-кому отдать последний долг.
Умельцы хоть куда — воспитанники муз:
Усопший — мне родня ближайшая, клянусь!

                              «Бал четырех искусств»

Такие же неприятные неожиданности подстерегают на каждом шагу и персонажей В.В. Даже хваленая мужская дружба, так прочно скрепляемая задушевными беседами под звон стаканов, не выдерживает подчас настоящей проверки:

Дорога, а в дороге МАЗ,
Который по уши увяз,
В кабине — тьма, напарник третий час молчит…

Вот где надо бы держаться друг за друга. Не тут-то было:

Он был мне больше, чем родня —
Он ел с ладони у меня, —
А тут глядит в глаза — и холодно спине.
А что ему — кругом пятьсот,
И кто там после разберет,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне!

И он ушел куда-то вбок…

Дело обошлось благополучно, но неизвестно, пошел ли этот «веселый наворот» впрок кому-нибудь из них двоих:

…Конец простой — пришел тягач,
И там был трос, и там был врач,
И МАЗ попал, куда положено ему, —
И он пришел — трясется весь…
А там — опять далекий рейс, —
Я зла не помню — я опять его возьму!

                              «Дорожная история»

Незлопамятность и доверчивость — качества, разумеется, симпатичные. Но в наше время они чаще караются, чем получают одобрение. Одна из постыднейших заповедей отечественной, якобы народной мудрости — «дураков надо учить», — где под дураками понимаются люди простодушные, а под ученьем нечто такое, чего «умные» себе никогда не пожелают. Мораль эта в течение нескольких десятилетий вколачивалась нам хозяевами нашей жизни, закреплялась опытом. Вот один из самых распространенных образчиков такого опыта:

В наш тесный круг не каждый попадал,
И я однажды — про́клятая дата —
Его привел с собою и сказал:
«Со мною он — нальем ему, ребята!»

Он пил как все и был как будто рад,

А мы — его мы встретили, как брата…
А он назавтра продал всех подряд, —
Ошибся я — простите мне, ребята.

                              «Песня про стукача»

Те «ребята», которых неблагодарный гость выдал властям, возможно, были не самого праведного образа жизни. Но, как известно, у нас гораздо чаще за доверчивость наказывали людей, ни в чем, кроме нее, не повинных, вроде того общительного пассажира дальнего поезда, что ехал в Вологду и разговорился с попутчиком:

Чемодан мой от водки ломится —
Предложил я, как полагается:
«Может, выпить нам — познакомиться, —
Поглядим, кто скорей сломается!…».

          Он сказал: «Вылезать нам в Вологде,

          Ну а Вологда — это вона где!…».

Я не помню, кто первый сломался, —

Помню, он подливал, поддакивал, —
Мой язык, как шнурок, развязался —
Я кого-то ругал, оплакивал…

          И проснулся я в городе Вологде,

          Но — убей меня — не припомню где.

А потом мне пришили дельце

По статье Уголовного кодекса, —
Успокоили: «Все перемелется», —
Дали срок — не дали опомниться.
…
Пятьдесят восьмую дают статью —
Говорят: «Ничего, вы так молоды…»
Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью, —
Он бы хрен доехал до Вологды!

                              «Попутчик»