Черты эпохи в песне поэта (Жорж Брассенс и Владимир Высоцкий)

А чаще всего, чтобы покинуть сердечного друга или, того хуже, поменять его на другого, или же обзавестись одновременно несколькими, им не требуется каких-либо веских причин. Это происходит как-то само собой:

Когда бежал стремглав я на свиданье к Маринетте,
Какой-то грязный тип ее бесстыдно обнимал…
С букетиком моим хорош я был, поверьте,
С букетиком моим хорош был я!

                              «Маринетта»

Измена вьет себе гнездо и под сенью брачного союза. Во французской литературе тема супружеской неверности имеет долгую традицию. Казалось бы, Ж.Б. дает лишь новые, виртуозные вариации того, что мы уже не раз встречали, скажем, у Бальзака, Стендаля, Флобера, Мопассана, не говоря уже о бульварных романах. Но и этот нестареющий мотив звучит у него по-особому. Супружеская неверность уже не отклонение от правила, не нарушение принятых норм семейной жизни, привносящее в нее некоторый драматизм, а самая повседневная и монотонная рутина, чуть ли не постылая повинность. И жертвами такого порядка опять оказываются мужчины. Почти каждый женатый персонаж его песен обманут своей женой, знает про это и охотно рассказывает. Иные даже не усматривают в этом ничего для себя зазорного. Недовольны лишь самые чувствительные и обидчивые. Один из них никак не может смириться со своим двусмысленным положением, поскольку терпит от него немалые лишения и к тому же беспокоится за свою репутацию:

Да, я давно рогат: тут ее все ласкали,
Медовый месяц наш зачеркнут и забыт.
К телу она меня больше не допускает,
Притом что без мужчин ее почти знобит.

Ей наплевать на то, как мне терзает душу

Позор, что запятнал семейный наш союз.
Я же худой молвы пуще проказы трушу,
Насмешек, как чумы, боялся и боюсь.

Плуты любых мастей из моего стакана

Мое же пьют вино, отряды объедал
В кухне моей снуют шустро, как тараканы, —
И сколько я их там уже перевидал!

Другой обманутый бедолага возмущен коварством своей возлюбленной, которая, по его мнению, «довела адюльтер до высшей точки» тем, что изменила ему, своему давнему любовнику, со своим мужем («Изменница»).

Как редкая диковина упоминаются у Ж.Б. верные жены, Пенелопы, по его выражению. Одна из его песен так и называется «Пенелопа». Он отдает должное верности этой женщины своему супружескому долгу, но не порицает тех, что соблюдают его не очень строго. Ему больше нравятся такие, например, женские качества, как доброта и отзывчивость. Их образцом может служить жена некоего Эктора. О нем самом из песни можно узнать только то, что именно он ее муж:

Женами наш Вавилон
До краев заселен.
Мы назовем вам одну,
Лишь одну, ту жену,
Что всех милей и всех нежней.

Мы все души не чаем в ней,

Мы чтим ее, благоговея!
Кто ж муж, бесценной нашей феи?..

Этот счастливец и есть Эктор. Фея заботливо и бескорыстно опекает приятелей своего Эктора и как может утешает их во всех житейских невзгодах, вплоть до самой последней:

Ежели кто-то из нас
Встретил свой смертный час.

И совершить, говорят,

Надо скорбный обряд, —
Кто, все преграды сокрушив,
Устроить сможет за гроши
По экстра-классу погребенье?
Кто знал в жене такое рвенье?..

Все тот же Эктор («Жена Эктора»). Возможно, отчасти из-за такого, не совсем канонического понимания Ж.Б. женских добродетелей и слабостей многие считали его женоненавистником. Между тем поэзия его проникнута восхищением перед женщиной. Правда, он никогда ее не идеализирует, не превращает в икону, но и не насмехается над ней так язвительно, как сплошь и рядом поступает с мужчинами.

В песнях В.В. мотив любовных измен тоже звучит довольно часто, но нет в нем той настойчивости и изощренности, что свойственны галльской традиции. Здесь все по-русски просто и бесхитростно, но и по-русски же исполнено большей страсти.

Бывают положения, когда неверность подруги производит страшное душевное потрясение. Его испытал тот молодой боец, которому за полчаса до атаки «передали из дому небольшой голубой треугольный конверт»: