Червь Уроборос

Но она, узнав шаги и не обращая внимания ни на что другое, уже вскочила на ноги; лицо ее сначала покраснело, затем побледнело, затем вновь залилось краской, и она побежала к калитке двора. И овчарки рванулись за ней. У калитки ее встретил молодой человек верхом на усталом коне. Он был одет как солдат. И конь и человек были так вымазаны в грязи и пыли, что представляли собою жалкое зрелище, и так изнурены, что, казалось, им не проехать еще и фарлонга. Они остановились сразу за калиткой, и все собаки наскакивали на них, подвывая и лая от радости.

Не успел солдат спешиться, как женщина была в его объятьях.

— Тише, дорогая, — сказал он, — Мое плечо немного побаливает. Нет, это сущий пустяк. Я привез тебе всего себя в целости и сохранности.

— Было сражение? — спросил старик.

— Было ли сражение, отец? — воскликнул он. — На Кротерингском Скате, скажу я тебе, мертвецов больше, чем овец в нашем дворе во время стрижки.

— Ох, какая страшная рана, дорогой, — сказала девушка. — Ступай в дом, я промою ее и наложу на нее истолченный с медом тысячелистник; это наилучшее средство от боли и потери крови, которое подсушивает края раны и заживляет ее так быстро, что ты и не поверишь. Ты пролил слишком много крови, дурень. Как смог бы ты выздороветь без жены да без ее ухода?

Хуторянин обнял его и промолвил:

— Досталась ли победа нам, парень?

— Я расскажу тебе все по порядку, старик, — ответил тот, — но сначала мне нужно поставить его в конюшню, — и конь ткнулся носом ему в грудь. — А вам надо сперва меня накормить. Сохрани нас бог, это не та история, которую стоит рассказывать натощак.

— Ох, отец, — промолвила девушка, — Разве то, что он снова с нами, — не сладчайшая сдоба для наших уст? И каков бы ни был следующий кусок, сладок или кисел, ни к чему торопить его.

Они промыли его раны, наложили на них целебные травы и перевязали чистым полотном, облачили его в новую одежду, усадили на скамейку у крыльца и дали ему наесться и напиться: лепешек из ячменной муки, темного верескового меда и терпкого белого вина из Тиварандардала. Собаки разлеглись вокруг него, будто там, где он находился, было тепло и безопасно. Его молодая жена держала его за руку и, казалось, могла бы сидеть так вечно. А старик, проглотив свое нетерпение подобно ждущему звонка школьнику, поглаживал трясущейся рукой свою алебарду.

— Ты получил весть, что я послал тебе, отец, после битвы под Гейлингом?

— Да. Хорошую весть.

— Той ночью был совет, — сказал солдат. — Все великие мужи собрались вместе в высоком зале Гейлинга, и видеть это было божественно. Я был одним из виночерпиев, ибо сразил знаменосца Витчей в той самой битве под Гейлингом. Мне казалось, я не сделал ничего выдающегося, а тут, уже после битвы, смотри-ка, ко мне подходит сам господин и говорит: «Арнод» (да-да, по имени, отец), «Арнод», — говорит он, — «ты поверг флаг Витчланда, что гордо реял наперекор нашей свободе. В эти недобрые времена Демонланду больше всего нужны такие, как ты», — говорит он. — «В награду будь моим виночерпием нынче вечером». Хотел бы я, любимая, чтобы ты увидела тогда его глаза. Да, наш господин придает силы держащей меч руке, такой уж он человек.

Они разложили огромную карту мира, карту Демонланда, чтобы обдумать свои планы. Я был рядом, наливая вино, и слышал их обсуждения. Это изумительная карта, весьма искусно сработанная в хрустале и бронзе; вода на ней блестит, а горы возвышаются над поверхностью и их можно пощупать. Тут господин мой указывает мечом. «Здесь», — говорит он, — «по всем сведениям стоит Кориний и никуда не выходит из Кротеринга. И клянусь Богами», — говорит он, — «это разумное поведение. Ибо, взгляните, если мы пойдем через Гаштерндал, а именно так нам надо идти, чтобы добраться до него, то он ударит по нам, как молот бьет по наковальне. А если мы двинемся к вершине Громового Фьорда», — тут он указывает на него своим мечом, — «то он подойдет к нам с фланга, и повсюду уклон местности благоприятствует ему и не на руку нам».

Я запомнил эти слова, — сказал молодой человек, — потому что господин мой Брандох Даэй рассмеялся и промолвил: «Разве после наших странствий мы стали настолько чужими, что наша собственная земля будет бороться на стороне противника? Дайте мне еще подумать».

Я наполнил его кубок. Благие Боги, после всего, через что мы прошли вместе, я бы наполнил его чашу кровью собственного сердца, если бы он потребовал этого от меня, отец. Но об этом позже. Это отважнейший из дворян и несравненный военачальник.

Но господин Спитфайр, что в это время расхаживал взад и вперед по залу, воскликнул: «Безрассудно следовать той дорогой, которую он для нас заготовил. Навалимся на него с той стороны, откуда он меньше всего ожидает: с юга, из-за гор, и ударим ему в тыл из Мардардала».

«Ага, — говорит господин мой, — и будем оттеснены обратно в Мюркдальские Трясины, если потерпим поражение в первой схватке. Это слишком опасно. Это еще хуже Гаштерндала».