Червяков (СИ)

  Влюблялся же Юра в совершенно разных, ничего общего между собой не имеющих, девушек. В прошлом году ему довелось быть воздыхателем рыжеволосой продавщицы из продовольственного магазина - с веснушчатым личиком и белыми, тонкими ручками; высокой, полногрудой брюнетки с физико-математического факультета (сам Юра учился на филологическом - русский язык и литература); и низенькой, спортивного телосложения шатенки, пробегающей у него под окнами по утрам. Ни с одной из них он, робкий до дрожи, не смог познакомиться.

  Увлечение его той или иной девушкой проходило само по себе - как-то вдруг и всегда поутру: Юра просыпался и как будто выздоравливал, - он ловил себя на мысли, что "та, с бледно-розовыми губами" или "эта, с густой, русой косой" за всю ночь ему не приснилась ни разу, и ещё вчера волнующее его чувство исчезало бесследно, любовные фантазии таяли, и вновь одинокая душа обращалась в сладостное ожидание - ожидание новой, необыкновенной, вечной любви.

  В этом году Юра влюбился только однажды. Это случилось в конце октября, он увидел её на концерте в консерватории, где побывал в своей жизни впервые: как-то раз, во время прогулки по городу (Юра, как все мечтатели, любил гулять), ему попалась на глаза афиша, приглашающая всех желающих посетить концерт вокальной музыки: "Русские романсы в исполнении студентов консерватории".

  Юра считал себя "романтиком до глубины души". Объяснить, что в его понимании значит "романтик", ещё и до глубины души, он, однако, не мог. Ему просто нравилось думать так. Романсами Юра никогда не интересовался и совсем их не слушал, но посчитав, что ему, как романтику, должно понравиться, он принял решение концерт посетить.

  - Мы рады приветствовать вас на нашем музыкальном вечере! - молодая женщина, с чёрными волосами и лишним весом, обладала мягким, приветливым голосом. Юре она не понравилась. В его голове успела пронестись мысль, что в неё он точно не влюбится, и как только Юра эту мысль заметил, он тут же её отогнал, вытеснил короткой беседой с самим собой (такие беседы были Юриной странностью, он любил обращаться к себе в уме с тем или иным вопросом, но ещё больше он любил самому себе отвечать).

  "Эй, дружище, не пора ли тебе перестать думать об одном и том же, как только перед твоими глазами появляется женский пол?"

  "В моих мыслях плохого ничего нет".

  "Ты, я смотрю, в своих размышлениях на женщин, пусть и молодых, но всё-таки женщин, уже явно не девушек, перешёл".

  "Моя голова - о чём хочу, о том и думаю".

  "Послушай, Юра, странный ты человек. Ты сюда за чем пришёл, спрашивается? За хорошей музыкой или за любовью очередной?"

  "Любовь - это благо".

  "Не увиливай. Отвечай, хитрая морда, я кого спрашиваю?"

  "Известно за чем. Романсы слушать пришёл".

  "Разве? А не явился ли ты сюда, чтоб поискать - в кого бы влюбиться? Сердечко твоё уже который месяц без дела пылится".

  "Разве. Отстань".

  И Юра прогнал самого себя из своей головы.

  Он принялся ёрзать на стуле, усаживаться поудобнее (хотя ему и так удобно сиделось) и убеждать себя в том, что сегодня его цель - не амур.

  Как известно, себя не обманешь. Вот и Юре обмануть себя не удалось.

  Молодая женщина, ставшая предметом раздора Юры с самим собой, возвестила - приветливо, мягко: "Лилия Мосейчук! Под ваши аплодисменты!"

  Вспыхнули аплодисменты, и на сцене появилась она.

  Голос, назойливый, Юрин, ожил на мгновение в Юриной голове и каркнул ехидно: "Опять ты попался, дурак".

  Она была прекрасна, как лилия. Волосы - ниже плеч, солнечно светлые, плечи - ласково-белые, оголённые, платье - бледно-жёлтое, облегающее. Её лицо - совершенство: глаза - летнее небо, губы - малиновые, щёки - по-русски румяные...

  Юре подумалось вдруг, что не влюбиться в такое лицо - значит совершить преступление.

  "Очаровательна... необыкновенна... красива... мила... - сердце его колотилось весело, страстно, одиночество кончилось, наступил праздник, - я люблю тебя, ангел мой..."

  Она пела романсы на стихи Пушкина. Поэзию Александра Сергеевича Юра хорошо знал с самого детства, но в тот вечер Александра Сергеевича для него не было. Была только она.

  "Неужели я сплю? Возможно ли петь так божественно?"

  Мой голос для тебя и ласковый и томный

  Тревожит позднее молчанье ночи тёмной.

  Близ ложа моего печальная свеча

  Горит; мои стихи, сливаясь и журча,

  Текут, ручьи любви, текут, полны тобою.

  Во тьме твои глаза блистают предо мною,

  Мне улыбаются, и звуки слышу я:

  Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя...

  Она улыбнулась, и улыбка её показалась ему такой нежной, такой восхитительной, пьянящ...

  IV

  Приходит пятница, все вокруг пялятся

  Под этот техно-стайл, звук - сплошная матрица

  Аркадия Ивановича вырвали из чтения мучительно-резко, больно, как зуб без наркоза.

  "Что это за мразь..."

  Я подкачу к тебе быстрее, чем "Инфинити"

  Чё глазами пилите? Везите меня на Дип-хаус