"Девочка! Я хочу, чтобы у нас родилась девочка. Мы назовём её Лилией, в честь мамы, и она будет как две капли похожа на маму, и у меня будет две Лилии, и я буду их обеих любить... А потом у нас родится сын, а может, и не один... а может, ещё одна... или две... или три дочки! И мы будем жить одной большой, дружной семьёй - в одном большом, дружном доме..."
Что в имени тебе моём?
Оно умрёт как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нём? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его, тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я...
VIII
Хэ-хэ-хэ-хэ-хэй! Танцуй!
Мама, я танцую под нашу Босую
Папа, не жди дома, я уже пьяна
Мама, я танцую под нашу Босую
Папа, не жди дома, я уже пьяна
На-на-на-на! Танцуй!
На-на-на-на! На-на-на-на! Я уже пьяна
На-на-на-на! Танцуй!
На-на-на-на! На-на-на-на!
Аркадию Ивановичу невыносимо захотелось плюнуть. Он сделал глубокий, медленный вдох, затем такой же глубокий, медленный выдох.
"Позор! Деградация! - возмущался его оскорблённый, испачканный ум. - Это ли наследие великой русской культуры? Болото... омерзительно... к стенке! Где же ты, интеллектуально-нравственное развитие молодёжи? В какой куст упряталось? Мда..."
Дым, гоготание, брань.
Хэ-хэ-хэ-хэ-хэй! Танцуй!
IX
Аплодисменты. Она поклонилась ему и расслабленной, пушистой походкой ушла за кулисы.
- А сейчас на нашей сцене, - снова всплыл мягкий, приветливый голос, - студент четвёртого курса...
Студент четвёртого курса был Юре глубоко безразличен.
И прежде, чем со сцены загудел сочный, увесистый бас, Юра покинул своё место и стал пробираться между рядами обеспокоенных, сердитых зрителей к выходу.
За кулисы его не пустили. Побродив в раздумье по коридору, обиженный, кислый (Юра был почему-то уверен, что к ней за кулисы его обязательно пустят), он решил, что будет ждать "свою невесту" на улице.
Он прождал её пятьдесят семь утомительных, бесконечных минут и едва не отчаялся в мысли: "А что, если я её не дождусь?" Но тут же опроверг эту мысль; Юра сказал сам себе: "Я должен дождаться её". И утешился.
Ещё двадцать четыре минуты ненужных мучений...
Она вышла. С первого взгляда он её не узнал - исчезло бледно-жёлтое платье, исчезли оголённые плечи. Она была одета в тёмно-серый, значительно ниже колен, плащ, скрывающий всю её изящную, женственную фигуру; плащ был расстёгнут, и она застёгивала его на ходу.
Юра, с пылким, бушующим сердцем, кинулся ей навстречу; он так близко к ней подлетел, что если бы не его сухенькое, смущённое "здравствуйте", они бы, вероятно, столкнулись. Она подняла на него свой взгляд, остановилась и забыла тотчас о последней незастёгнутой пуговице.
- Добрый вечер, - её голос был совсем не таким, как на сцене, но Юра этого не заметил.
Она улыбнулась (Боже, она опять ему улыбнулась) - он улыбнулся в ответ, но не так, как она - приветливо и в лицо, а как-то небрежно и скомкано, куда-то в асфальт.
- Мы с вами знакомы? - спросила она несколько удивлённо.
- Конечно, - выдавил он, - только что... на концерте...
- О, вы были на сегодняшнем концерте, - прощебетала она. - И как вам? Надеюсь, я не слишком фальшивила.
Он взял себя в руки и посмотрел ей в глаза.
- Ты была просто... великолепна.
Улыбка её вмиг улетучилась. Она была сконфужена этим внезапным, самоуверенным "ты".
- Позвольте, разве мы... - запротестовала она.
- Да! Да! - волнение его вдруг отступило, у него откуда-то взялась какая-то странная смелость. - Мы будем друг другу говорить "ты"! Потому что мы - одно целое, пара!
Она, теперь уже скорее возмущённая, чем сконфуженная, посмотрела на него исподлобья, укоризненно.
- Молодой человек, вы не в себе, - сказала она строго.
Он, казалось, ещё более оживился и заболтал приторно-восторженным голоском:
- Послушай! Наша любовь... молода и прекрасна... как ты! Как ты! Я обещаю тебе... Нет! Я клянусь! Я клянусь любить тебя вечно! До последнего вздоха - ты слышишь? Сегодня... ты подарила мне счастье... Ты - чудо! Для меня любить тебя - честь! Но ещё большая честь - это знать, что меня любишь ты. А ты ведь любишь меня... любишь, не так ли? Я увидел твою любовь там, на сцене, в твоих глазах... Я услышал её в твоём голосе... Я почувствовал! Когда ты улыбнулась мне, я...
- Что за цирк! - выпалила она с раздражением. - Немедленно перестаньте!
Юра её будто и не услышал; он продолжал тараторить:
- ...никогда прежде не видел я улыбки прекрасней... Ради тебя... ради нашей любви! Я на всё готов... слышишь, на всё! Нет ничего, что бы я...
- Мне пора, - отрезала она и, сделав пренебрежительный жест рукой, зашагала от него прочь.
- Будь моей женой, Лилия! - проорал он в её тёмно-серую спину.
Она остановилась, замерла на миг; послышался короткий, уничижительный смешок.
- Женой? - она повернулась к нему и даже сделала шаг навстречу. - Быть вашей женой?