Чешежопица. Очерки тюремных нравов

Зэк считает: несправедливо казнить того, кто по пьянке замочил или убил в пылу гнева и раздражения; и уж подавно не стоит расстреливать за валютные операции и хозяйственные нарушения, за подделку денег и прочих бумаг, за переход границ, шпионаж и хранение золота. Большинство находит, что садизму в убийстве нет оправдания и они, садисты, стоят вышака. Это те, кто наносит сотни ранений, испытывают радость и наслаждение, убивая детей, старых людей, сжигая живьем. Считают кощунством над памятью убитого относить расходы по похоронам за счет зэков-убийц.

Особенно зэки ненавидят убийц-садистов на сексуальной почве. К таким группам убийц зэки очень жестоки – их избивают, помоят, насилуют, чешежопят хором и практически убивают до смертного приговора, так что они ждут расстрела как избавления, как радости. Особым глумлениям подвергаются людоеды-каннибалы, для которых в зэковском понятии существует особая людоедская статья в УК РСФСР, предусматривающая съедение людоедов людоедами. Такие типы встречаются, и не так уж редко.

В середине 70-х годов случай людоедства произошел в Первомайском районе Новосибирска, на станции Инской. Там бывшие зэки, забалдев, передрались, перессорились из-за шмар. Одного в драке пришили и решили это дело замять. Но так как девки-биксы очень перепугались, один из компании предложил «всех связать». Он отрезал с ляжек и ягодиц убитого солидные куски мяса и заставил чувих приготовить из него жаркое. Что было и сделано. Все похряпали это кушанье, запив за упокой водочкой. Ночью, расчленив труп, его сбросили с переходного моста в пустые угольные вагоны поездов, проходящих по маршруту Новосибирск-Новокузнецк. Но случилось непредвиденное, одна из частей трупа не долетела, а зацепилась, повиснув на контактных проводах. И вдобавок одна из блядей все же не выдержала и донесла в милицию. Областной суд всех троих парней-людоедов приговорил к исключительной мере наказания. Народ же был гневно возмущен не людоедством, а тем, что бляди на процессе проходили как свидетели. В местечке под названием «Сто домиков», где жили свидетели, прошла стихийная демонстрация протеста против блядей. Но потом страсти улеглись, и бляди преспокойно перекочевали в другие компании.

Обывателей Сибири лет десять тому назад очень развлек случай с одним каннибалом из Таджикистана, который людоедством боролся много десятков лет с несправедливостью, завлекая и «пожирая», точнее, скармливая другим, ментов-пенсионеров всесоюзного значения, разных орденоносцев и заслуженных работников, у которых самих руки по локти в крови. У этого ментоеда отец погиб в одном из сибирских лагерей, мать умерла от голода и отчуждения. Проведя жуткое детство, он выжил, работал, семьей не обзавелся, но построил хороший, добротный дом в одном из пригородов Душанбе. Развел сад и слыл очень добрым и гостеприимным человеком. Рано стал пенсионером по труду, получив увечье на производстве. Весной и осенью ездил в сибирские и дальневосточные города, где торговал фруктами и пряностями, а также другими домашними изделиями. Отличался редчайшей способностью определять в покупателях бывших чекистов, энкэвэдэшников и эмвэдэшников, с ними знакомился так, что они принимали его за своего, бывшего соратника по лагерной и прочей службе. Он же им заливал о том, что мечтает продать свой дом и перебраться к родственникам в Липецк. Многие менты планируют в старости погреть косточки на югах и купить там дома. На черноморском побережье они стоят дорого, а в Средней Азии дешевле. Изучив подноготную дзержинцев, он выбирал из них одиноких, бессемейных пенсионеров и приглашал к себе посмотреть дом, отдохнуть на фруктах, прицениться. Дом ментам нравился, они даже давали деньги в зарок, чтобы другим случайно не продал. Ночью такого замечтавшегося чекиста он убивал и разделывал по всем правилам скотобойного промысла. Из пенсионеров всесоюзного значения изготовлял твердокопченые колбасы – сервелат, салями, имея для этого в саду коптильню. Бывало, закатывал и тушенку под вид кроличьей с лавровым листом и перцем-горошком.

Копчение колбасы из ментов производилось на лиственничных лучинах, которые поставлял ему багажом лучший коптильщик Восточной Сибири Ликкер. Он работал на Усольском мясокомбинате и был широко известен в среде любителей копченостей, его твердокопченая колбаса под названием «Советская» считалась лучшей в Союзе. Он сам выбирал лиственницу, сам ее умело расщеплял, да так, что на колку собирались любители посмотреть. Сам прожаренный, как черт, он знал такие секреты, что его колбасы из-за особой твердости резались только острейшими ножами. Даже не резались, а строгались, и в разрезе можно было увидеть отражение своего лица. Даже большие любители еды уставали, смакуя и разжевывая шайбы его колбас. Все почитали Ликкера и даже земляки, иркутские евреи, хотя по их закону возиться со свининой иудеям строжайше запрещено.