Нобелевская премия за изучение функциональной асимметрии мозга человека была вручена Роджеру Сперри с коллегами в 1981 году, и интерес к этой теме вышел за пределы нейрофизиологии и медицины: диалог полушарий стал восприниматься как модель культуры и метафора в бахтинском смысле. Модная тогда идея бинарности (правое — левое, дискретное — континуальное, логическое — метафорическое, черное — белое, сырое — вареное, верх — низ, запад — восток, алфавит — иероглифика, арифметика — геометрия, язык — эмоции… список длинный) как бы получила материальный субстрат в виде реципрокно сосуществующих полушарий мозга, находящихся в постоянном непростом диалоге двух соседей, рожденных жить вместе. Этот тандем как-то уживался, толерантно сводя и примиряя — с помощью
С тех пор многое изменилось, хотя сама модель продолжает развиваться, несмотря на иные контексты и методы исследований. Очень интересное представление различий в право- и левополушарных когнитивных механизмах развивает, например, В. К. Финн. Это не только новый шаг в осмыслении таких различий (нарушается привычная ось «логика — интуиция»; см. пионерские работы [Иванов, 1978; Маслов, 1983; Спрингер, Дейч, 1983]), но и в упорядочении самих координат познавательных процессов и их моделирования в системах «очеловеченного» искусственного интеллекта. Формулируя принципы структурной когнитологии, Финн противопоставляет, например, такие факторы, как
Взгляды на мозговые механизмы высших психических функций с самого начала менялись волнообразно: то считалось, что психикой управляет весь мозг, то — когда Брока и Вернике описали пациентов с очаговыми поражениями левого полушария — у вербального языка оказался вполне определенный дом из двух специализированных отсеков — для восприятия и для говорения. Сразу появилось множество свидетельств того, что и другие виды психической деятельности имеют свои места, а мозг стал изображаться как лоскутное одеяло, где размещались счет, чтение, альтруизм, дружба, надежда, любвеобильность, самооценка и креативность, человечность и твердость.
Естественно, основания для таких выводов поступали из медицины, и все это была правда. Но не вся правда, как оказалось, когда появились способы исследовать мозговую активность объективными инструментальными методами, начиная с ЭЭГ (и магнитной ЭЭГ) и метода вызванных потенциалов и заканчивая томографиями — позитронно-эмиссионной и функциональной, основанной на анализе магнитного резонанса во время выполнения когнитивных задач. Разрешающая способность этих и других современных методов картирования мозга, а также появление тонких поведенческих методик (например, приборов, фиксирующих микродвижения глаз — саккады) дали возможность подробно регистрировать физиологические процессы, обеспечивающие память, внимание и обработку разных типов информации.