Чеширская улыбка кота Шрёдингера. Мозг, язык и сознание

Имманул Кант [Kant, 1800] делит ощущения на sensus vagus (тепло или холод, тревога, надежда, трепет, страх…) vs. sensus fixus (organsinne): три из последних — tactus, visus, auditus — скорее объективны, чем субъективны, то есть служат для восприятия и осмысления внешних объектов; два — gustus, olfactus — скорее субъективны и служат для удовольствия, а не для понимания. Именно поэтому, согласно Канту, по поводу первых гораздо больше согласия, чем по поводу вторых, и это касается не только эмпирического восприятия, но и номинации. Зрение он считает самым «благородным», наряду с тактильными и слуховыми ощущениями, тогда как химические (pica) — вкус и, особенно, запах — относит к низким чувствам, признавая, однако, что они помогают нам разбудить внимание и справиться с монотонностью и скукой мыслительной деятельности. Людей Кант делит на sensibilitas sthenica vs. sensibilitas asthenica.

К этому я бы добавила, что вкусы и зрительные образы гораздо менее угрожают нашей свободе, чем несравнимо более агрессивные звуки и запахи, так как мы можем оказаться вовлечены в совместное восприятие помимо своей воли.

Аналогичным образом Тарасти в книге Existential Semiotics [Tarasti, 2000] обсуждает сильные и слабые (внутренние) знаки, указывая, что первые могут энергично и властно влиять на формирование поведения, будучи экзистенциально крайне важными.

Структура и композиция специфичной семиосферы, Umwelt, заполненная такими субъектами-объектами, как Kant, trees, stones, and horses [Eco, 1999], зависит не только от того, как функционируют наши чувства, но — в гораздо большей мере — от того, как работает наш мозг.

Язык является лучшим средством противостоять сенсорному хаосу, который атакует нас каждую миллисекунду: именно он обеспечивает номинацию ментальных репрезентаций сенсорного инпута и, таким образом, «объективизирует» индивидуальный опыт, в какой-то мере обеспечивая описание мира и коммуникацию. Это значит, что именно и только язык, будучи культурным феноменом, хотя и базирующимся на генетически обусловленных алгоритмах, соединяет объекты внешнего мира с нейрофизиологическими феноменами, используя конвенциональные семиотические механизмы. Наше восприятие может быть описано как относительно объективное только благодаря конвенциональности номинации, договору о том, в какие ячейки мы будем «упаковывать» наши ощущения. Элегантность, размер и качество этих ячеек варьирует от языка к языку и от индивидуума к индивидууму. Более того, мы сталкиваемся с нарушенным или даже иллюзорным и галлюцинаторным восприятием, но язык и мозг справляются и с этим. Мы должны соединять слова с событиями и вещами, и в каких-то случаях это удается лучше (как с цветами и линиями), а в каких-то — хуже (как с запахами и вкусами). Мы можем столкнуться и с синестезией — сенсорной или когнитивной, — когда разные модальности восприятия могут обмениваться опытом и инвентарем. Известно, что многие творческие люди обладали такими способностями и активно ими пользовались: Аристотель, Ньютон, Гёте, Гельмгольц, Скрябин, Кандинский, Шерешевский… [Kandinsky, 1947; Cytowic, 1989; Zellner, Kautz, 1990; Caivano, 1994; Emrich, 2002; Luria, 1968].

Джекендофф [Jackendoff, 2002] перекидывает мост между вычисляющим и самодостаточным мозгом и внешним миром (ср. [Freeman, 2001; Fodor, 2001; Chomsky, 2002; Loritz, 2002]) и вводит концепт f-mind, который можно понимать как способность средствами естественного языка кодировать определенные комбинации в нейрональных сетях в релевантных контексту отделах мозга.

Hyperosmia as Hypersemia

Сенсорно-когнитивные обманы типа déjà vu или яркие ольфакторные галлюцинации были впервые описаны еще в XIX веке Хьюлингсом Джексоном, и с тех пор не вызывает сомнений, что такие феномены — не результат сенсорных нарушений, а патология мозга (см., например, [Feigenberg, Zislin, 2000]). Следует помнить, что при психических нарушениях семиозис в целом изменен и может быть выражен как гиперсемия — возрастание роли одних знаков за счет других [Davtian, Chernigovskaya, 2003], в частности сопровождая и формируя у пациентов гиперосмию, которая может быть чрезвычайно яркой и правдоподобной. Специальные измерения не обнаруживают никаких аномалий пороговой чувствительности, но картирование мозга ясно указывает на активацию соответствующих областей [Whitton, 1978; Sommer et al., 2003], и это объясняет столь реалистические ощущения.

Brain, Nose and Language