Чеширская улыбка кота Шрёдингера. Мозг, язык и сознание

Посмотрим на мозг через другую призму, со стороны искусства. Что и как он видит, раз создал шедевры, представившие миру нашу цивилизацию? Как он слышит? Как он организует мир? Разве это не покажет нам, что он умеет и как действует? Иными словами, перевернем привычную науке схему. Нужно вспомнить понятное еще древним, что мозг человека — это мозг человека, и его высшие функции не могут быть выведены простым умножением данных о мозге животных относительно более простой организации. Кроме того, сейчас ясно, что мозговая деятельность не исчерпывается вычислительными процедурами, и высшие ее проявления как в искусстве, так и в науке — не алгоритмические.

Нейровизуализация Qualia. Микроскоп или телескоп? Развитие теоретических представлений о проблеме «сознание и мозг» сопровождается научными спорами, часто демонстрирующими непримиримые позиции [Дубровский, 2017]. Разрабатываются теория когнитома как «архитектуры разума», модели, призванные объяснить возникновение идеального из материального, исходя из динамики нервной активности. К. В. Анохин определяет когнитом как совокупность индивидуального опыта, включающего субъективную реальность (qualia), и предлагает читать его как геном [Анохин, 2017]. В связи с этим встает фундаментальный вопрос: как именно соотнести эти модели с конкретными проявлениями высших функций (памятью, вниманием, языком, разными типами мышления, включая метафорическое/аналоговое)?

В попытках понять проблему сознания, рефлексии и неосознаваемых механизмов при решении задач высокого порядка когнитивные науки надеются на все более тонкие экспериментальные данные, которые позволят описать мозговые коды. Но разве это правильный ход? На какой вопрос нам ответит знание о том, что при решении некой задачи мозг демонстрирует некие паттерны мозговой активности? Правильно ли поставлен сам вопрос? И поставлен ли он вообще? Мало того, поскольку возможность экспериментальных исследований мозга человека ограничена по этическим причинам, особенно на микроуровнях (нейроны, их ансамбли, вовлеченные в память генетические механизмы и т. д.), основные эксперименты ставятся на животных, и результаты экстраполируются на психофизиологические функции человека, исходя из пресуппозиции, что в своей основе физические и биологические законы едины, но только у человека, когда речь идет уже о макроуровнях, на порядок сложнее. Нейровизуализационные исследования человеческого мозга дают огромное количество все более тонких данных, но это совершенно не снимает основного вопроса.

Более того, «природа смотрит на саму себя бесчисленными различными глазами, каждый из которых ставит в центр внимания некий другой мир… каждый мир закрыт своим горизонтом, и видимое там является единственно видимым» [Uexküll 1922], из чего следует, что, стремясь судить о животных по законам нашего человеческого мира, мы идем по ложному пути, и наоборот. Как это ни парадоксально для естественных наук, понять мозг можно только в соединении средств нейронаук, философии, лингвистики и искусств. Они покажут нам, что искать. Благодаря сознанию «человек обретает… способность изобретать что-то в своем воображении и таким путем строить совершенно новый мир» [Поппер, 2008]. В этом и состоит присущая исключительно сознанию интенциональная смыслообразующая функция, несводимая к любым формам адаптивной активности мозга. Только у человека мышление и бытие представляют собой континуум, а текст, понимаемый широко, рассматривается не как композиция его частей, а как неделимый знак. В этом контексте вопрос «мыслят ли животные?» — не праздный, и опять вводит нас в западню слов. Что значит «мыслят»? Способны делать некие выводы об окружающем мире с помощью высших (для них) психофизиологических механизмов? Разве это мышление в настоящем смысле? Есть ли у животных какой-то вид номинации? Если да, то значит и они опираются в познании мира на некие универсалии, так сказать, «врожденные идеи». Но разве мы можем это узнать? Нет, конечно. А раз нет, то мы не можем говорить и о мирах других существ, и экстраполяции в обе стороны — ошибочный ход. Для того, чтобы это обсуждать, нужно как минимум договориться о терминах. Мамардашвили, обсуждая Декарта, называет это выплеском терминов одного уровня на другой уровень.