Чешская рапсодия

Василий Киквидзе приветствовал чехословацкий полк на большом митинге. Сопровождаемый Книжеком и комиссаром Кнышевым, он прошел перед строем. В рядах стояли уже не только чехи и словаки — Киквидзе видел незнакомые лица сербов, итальянцев, немцев и венгерских красногвардейцев, пополнивших полк. Начдив улыбался старым знакомым по походу на Урюпинскую. «Братья, товарищи, я счастлив, что мы опять все в сборе!» — радостно выкрикивал начдив.

Около кавалеристов он задержался дольше. Шама, Аршин, Барбора, Петник, Конядра сидели в казацких седлах как влитые. Киквидзе сказал:

— Слышал я о вас добрые слова, товарищ Конядра, и рад вас видеть. Мы назначили вас командиром конного взвода.

И других называл по имени Киквидзе; хвалил чистых коней и пулеметную тачанку. Показал на Лагоша: «Тебя я не знаю!» Глаза начдива сияли при виде четкого строя.

— Товарищи! — прокричал начдив. — Предлагаю новое название для вашего полка — Интернациональный! Согласны?

Полк отозвался бурным одобрением.

Вместе с командирами полков Киквидзе ушел в вагон Книжека, а бойцы с полчаса еще слушали полковой оркестр. Барбора перестал думать о том, как расставался с Фросей, забыв уже ее неиссякаемые слезы и несколько милых веснушек на носу. В паре с Лагошем он попробовал сплясать «казачка»{6}.

— Смотри, чех, а скачет, как словак, — смеялся Курт Вайнерт.

— У меня предложение, ребята! — заявил Йозеф Долина. — Давайте осмотрим Филоново. По коням!

Аршин Ганза первым вскочил в седло. Подбоченясь, он поскакал вслед за Долиной, приподнимаясь на стременах. У железнодорожного моста, смелым изгибом соединявшего берега Бузулука, Петник сказал Шаме:

— А мостик что надо — жалко мне было бы взрывать его.

— Надо бы осмотреть и тот берег. Глядите, какие кусты — мы все в них укроемся. А ту высотку над берегом тоже нужно обследовать. С нее хорошо на санках кататься, был бы снег...

Отдохнувшие кони не дали всадникам договорить: пошли аллюром, отбрасывая песок из-под копыт. За два часа объехали весь город. Когда они возвратились, к ним подошел Войта Бартак с расспросами о том, что они видели.

— Завтра я поеду с вами, — сказал он Долине, — углубимся подальше в степь. Начдив хочет знать, где скапливаются казаки. У вагонов останется Барбора со своими ребятами.

— Я и зайца-то не видел, не то что мужика при лампасах, — заметил Аршин.

— Зато я видел много красивых баб, — ухмыльнулся Ян Шама. — Стирали белье в реке, и, честно говоря, все стоят доброго слова. А как они умеют подоткнуть юбки!

— Может, такие же «крестьянки», как твоя Анфиса? — язвительно спросил Бартак.

— Куда там, Конядра разглядел бы с первого взгляда, — парировал Шама и пошел к бочке с питьевой водой.

Долина принес от Кнышева чешские газеты. Бойцы уселись вокруг него, пришли и красноармейцы из соседнего вагона.

Долина читает медленно, и, хотя голос у него груб, лицо так и светится. Ему нельзя не верить, читает он с такой убежденностью, словно высказывает собственные мысли.

Властимил Барбора слушал и размышлял. Вот Йозеф читает о единстве, о сплочении пролетариев всего мира. Это необходимо, но как достичь, чтобы весь мир объединяла одна идея? Это, наверно, и невозможно вовсе. Поговорить бы об этом с Фросей! Она девушка особенная — не только потому, что он ее страшно любит, — она вообще с умом. Сказала ведь, что в пролетарской партии нечего делать кулакам и купцам — все равно за свое примутся, людям вредить будут. Да, голова у Фроси хорошая. Она называет его Властик, как мама... И такие разговоры иной раз заводит, словно не с милым сидит. «Когда эта война кончится, Властик, — сказала она однажды, — поедем мы в мое село и организуем артель. Я уже вижу, как ты будешь здорово работать». Власта потянул носом. Не для меня это, Фрося, думать о таких далеких делах. Я солдат революции, и мой долг оставаться в строю. А что будет дальше — увидим...

— Йозеф, — крикнул вдруг из угла Ганза, блестя лукавыми глазами. — Не пора ли перевернуть страницу? А то взгляни на Власту: уснул ведь от твоего чтения. Был бы у него чуб да бритая голова, я бы сказал: запорожец, которого убаюкала милая!

— Эй, заводила, а ты не подумал, может, именно теперь нам вовсе не хочется слушать твою трепотню? — прикрикнул на него Шама.

— Я треплюсь? Вот новость!

— А кто тут болтает больше тебя? — строго сказал Долина. — Ян прав. Не думай, что ты умнее всех.

Продолговатое лицо Ганзы нахмурилось.

— А ты думаешь, что у тебя смекалки столько, что в бочке не поместится?

Власта Барбора встал с седла.

— Чего вы ругаетесь? Если Аршина это успокоит, я обрею голову и отращу чуб. Читай дальше, Йозеф!

Но ссора все-таки разгорелась. Шама и Ганза кричали друг на друга, вмешались Петник с Барборой. Бартак и Долина выскочили из теплушки и ушли в командирский вагон.

— Если бы я не любил Аршина, влепил бы ему здоровую оплеуху, — сказал Долина.

Войта рассмеялся:

— Зачем? Он уже сам жалеет, что сорвался.

Как только Долина и Бартак ушли, Шама закричал во во всю глотку: