После действительно неприятного дебакля со шведской оккупацией Ольмюц отстроился и приобрел приятные барочные, ничуть не поблекшие до наших дней черты. Трудолюбие жителей и их новые деньги позволили потратиться на дорогие украшения, и в 1680–1730-е годы на присоборных площадях появился, в частности, десяток монументальных фонтанов со скульптурными изображениями античных божеств и героев. Почти все в целости и сегодня, и вот они-то и есть оломоуцкая козырная карта. На Нижней площади серокаменный Юпитер мечет молнии, приголубив орла, символ небесной воли; неподалеку Нептун успокаивает море трезубцем, как поясняют, охраняя город. На Верхней площади Геркулес борется с гидрой, поддерживая щит с гербом Ольмюца; Цезарь укрощает вставшего на дыбы коня, лаская собаку, аллегорию верности империи. Меркурий, в шлеме с крылышками, сжимает над головой кадуцей (жезл, опять же с крыльями, обвитый гипнотизирующими друг друга змеями), а шнурки сандалий ему подвязывает маленький ангел. Весенне-летнее журчание струй и капризы брызг — приезжайте сюда в хорошую жаркую погоду! — даже придают моравскому Оломоуцу несколько итальянское или испанское настроение.
Фрагмент фонтана Цезаря на Верхней площади (1725), Оломоуц. Скульптор Иоганн Георг Шаубергер
Самый сложный фонтан, творение главного местного мастера барокко Венцеля (Вацлава) Рендера по мотивам шедевров Джованни Бернини, украшает площадь Республики. Бассейн двухуровневый и семиструйный: пара тритонов и пара дельфинов на спинах и хвостах удерживают раковину, на которой балансирует путто в компании морских псов, малыш эффектно полощет горло. Ко всему этому добавляется, чтобы никому мало не показалось, фонтан «Арион», работа нашего современника Ивана Теймера, зашившего в скульптурную интерпретацию мифа о спасенном из морской пучины дельфином певце множество кодированных посланий. Тут и протест против унижения столичного по духу, но не первого по статусу города, и бунт против уничтожения тоталитарными практиками классической культуры, и личная драма художника, которого советская оккупация вынудила покинуть родной Оломоуц. Расшифровка значений бронзовых фигур (в том числе отдельно стоящей черепахи, по панцирю которой ползают крошечные черепашки) меня озадачила, но разобраться помогло интервью со скульптором, мэтром оломоуцкого нью-барокко.
Впрочем, можно было и самостоятельно допетрить, какими именно соображениями руководствовался Иван Теймер. Старые и новые водяные устройства Оломоуца служат всего лишь достойным орнаментом главного монумента города: 32-метровой колонны Пресвятой Троицы, снабженной 30 ростовыми скульптурами различных святых угодников и 12 барельефами духовного содержания, они выстроены в четыре яруса и в три этажа. Эпидемия чумы в начале XVII столетия продлилась два года, колонну избавления возводили почти полвека, успев освятить гигантскую композицию перед началом прусской осады. Жестокий враг пытался меткими выстрелами разрушить благодарственный памятник — один раз попал; ядро как память о прошлом до сих пор не вытащили, но, напротив, позолотили. Эталонный чумной столб так высок и пышен, что им в конце концов заинтересовалась ЮНЕСКО, внеся памятник в свои священные списки. От этой даты Оломоуц и отсчитывает новую европейскую сопричастность: 20-летие сотрудничества с агентством ООН дало старт масштабным празднованиям, чумной столб стал объектом лазерного шоу. Колонна сверкала, как новогодняя елка, наверняка видно было и с небес.
Понятно, что Троицкий столб, в котором укрыта инкрустированная по библейским мотивам часовня, несет множество смыслов[52]
. Но главный из этих смыслов, пожалуй, все тот же, передающийся из века в век: местный патриотизм, поиски эффективных небесных и земных покровителей Оломоуца, Моравии, в целом Чехии, всей благословенной монархии Габсбургов. Ольмюц неизменно оставался немецкоязычным и немецконаселенным поселением (чехи сетуют, что крепость полтора столетия сдерживала приток славяноязычных крестьян из окрестных деревень), к концу Австро-Венгрии он был немецким на три четверти. Бургомистры, архиепископы и иные отцы города неизменно, со времен появления верного пса под рукой каменного Цезаря и до последних дней монархии, подчеркивали неразрывную связь своих владений с Веной.Они, вполне возможно, были правы. Оломоуцкий историк и краевед Томаш Крыл провел тщательный учет визитов августейших особ и многочисленных членов августейшей семьи на его малую родину с XIII века и до 1918 года, составил перечень знаков внимания, которыми они одаривали Ольмюц, мероприятий, в которых они принимали участие, городских начинаний, которым они покровительствовали. Может, с Веной, Будой-Пештом или Прагой не сравнить, но все равно получилось солидно. Если даже Габсбурги не чувствовали особой приязни к исторической столице Моравии, то ее жители наверняка не считали, что обделены высочайшим вниманием. И служили династии верой и правдой, пока политические обстоятельства не подсказали иначе.