Оломоуц как раз в силу этих причин подходящее место для размышлений о непростом чешском и моравском отношении к своему габсбургскому прошлому. Австро-Венгерская империя, как почти любая «предпредпрошлая власть», уже не воспринимается только как «тюрьма народов» и царство толстопузых паразитов-эксплуататоров. XX столетие принесло Европе и всему миру множество невыносимых бед, серьезнейших трагедий, горьких разочарований, отчасти поэтому опыт межнационального сотрудничества, который веками накапливала Дунайская монархия, ныне воспринимается и как полезное общественно-политическое явление тоже, едва ли не как нечто предшествовавшее Европейскому союзу. Речь не о тоске по старым временам, хотя, впрочем, немного и о тоске тоже: коллективная память избирательна, многое хорошее вспомнилось, кое-что плохое забыто. А главное, понятно, что былому уже не вернуться, поэтому оно безопасно.
Упоение своим национальным, чешским или чехословацким, только на том основании, что оно есть чешское или чехословацкое, уступило место более трезвым оценкам, взрослому восприятию национальных ошибок, а в некоторых случаях и приятию вины «своих» политиков. Осознание центральноевропейской принадлежности современной Чешской Республики в значительной степени основано на богатом и разноцветном культурном опыте, накопленном вместе с народами соседних стран, территории которых некогда составляли общее государство. Наверное, приятно осознавать, что Вольфганг Амадей Моцарт, Густав Малер или Стефан Цвейг были соотечественниками твоих предков. Но совершенно точно даже противно думать о том, что у Адольфа Гитлера в кармане лежал такой же, как и у твоего прадедушки, паспорт.
Многие чехи, отправляясь в Вену, в шутку говорят, что едут в «свою столицу». В массовом сознании Австро-Венгерская империя предстает поблекшей черно-белой фотографией, на которой солидный мужчина в цилиндре поддерживает под руку изящную даму с летним зонтиком. Некоторые Габсбурги — Франц Иосиф, Мария Терезия, Иосиф II, престолонаследник Франц Фердинанд — остаются персонажами чешского народного фольклора, выражение
Так что на здании городской ратуши Оломоуца не случайно восстановлены хитрые угловые солнечные часы, фактически пара часов, соединенных в одни. Сложный рисунок, микширующий габсбургский и ольмюцкий гербы, инициалы Марии Терезии и Франца Иосифа, изображения бога времени Хроноса с косой в руке и воплощения мудрости Сапиенцы с золотым жезлом мы разглядывали после полудня, пытаясь понять, как соотнести солнечную тень с полосками и треугольничками вокруг начертанных на стене римских цифр. Прочитывается часовое послание так: верность империи не подвержена времени, она остается высшей мудростью, и никому ее не выкосить. На деле вышло по-другому: Первая мировая война покончила с Австро-Венгрией, Чехословакия покончила с памятью о Габсбургской династии, Вторая мировая покончила с моравскими немцами. Оломоуц стал чешским и коммунистическим; пробил час других смыслов.
Фрагмент мозаики орлоя в Оломоуце. Рабочий (1950-е). Автор Карел Сволинский
Фрагмент мозаики орлоя в Оломоуце. Химик (1950-е). Автор Карел Сволинский
Именно поэтому на противоположной, южной стене городской ратуши тикают астрономические ходики, выполненные в стиле социалистического реализма. Орлой в Ольмюце установили, может, даже пораньше, чем на Староместской площади в Праге, а может, чуть позже, но доподлинно известно: в начале XVI века диковинные часы здесь уже существовали. Они не раз останавливались и ломались, их многократно ремонтировали и модифицировали, в предпоследний раз основательно — примерно полтора столетия назад. По своему замыслу это был чисто немецкий хронометр, в немецком стиле и с немецкой по духу религиозно-светской символикой. После образования Чехословакии немецкие надписи сменили чешскими, а изображения Габсбургов аллегориями Моравии. В мае 1945 года часы пострадали от артобстрелов, но, как утверждается теперь, не до такой степени, чтобы им требовалась тотальная реставрация.