Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела

Пример Фучика, как мне кажется, для чехов мог бы быть важен тем, что он человек активного действия. Такой же, как, например, молодой лидер некоммунистического (так называемого гражданского) Сопротивления Владимир Крайина, отважный радист-подпольщик, два последних военных года проведший в Малой крепости Терезиенштадта. В 1948 году Крайина, не смирившийся с установлением в Чехословакии «народной власти» под советским контролем, эмигрировал; считают, что как раз его популярность заставила коммунистических идеологов всемерно раздувать культ Фучика.

Большинство чехов старались потихоньку переждать военную беду и напасти оккупации. Местные коллаборационисты исходили из иллюзии, смысл которой сводится к тому, что в чешско-немецком политическом союзе они будут пусть слабым, но партнером, чтобы, уступив в непринципиальных вопросах, сохранить «то чешское, что можно сохранить». Президент протектората Эмиль Гаха задачу вынужденного сотрудничества с нацистами формулировал так: оказавшись в составе «великого германского государства <…> спасти нацию, уберечь чешский дух и чешский язык». Без значительных издержек сделать это чешскому политическому классу не удавалось, да по-другому и быть не могло, ведь непринципиальные уступки имеют свойство оказываться принципиальными.

Отношение немцев к местному населению было четко определенным: чехи в понимании нацистов являлись людьми второго сорта, но лояльным идеям рейха гражданам обещали спокойствие и повышение зарплаты; преследованиям и наказаниям подвергались разного рода бунтовщики и смутьяны, евреи, «агенты мирового капитала», коммунисты, цыгане, гомосексуалы. «Оккупация представляла собой пробный камень национальной этики, — заметил в работе „Под защитой рейха“ Томаш Пасак (он, известный в Чехословакии историк, написал эту книгу в конце 1960-х, а опубликовали ее через три десятилетия). — Оккупация дала множество примеров стойкости, самопожертвования и отваги, как, впрочем, и примеров малодушия, взаимного недоверия, слабоволия, трусости, желания любой ценой уцелеть, да и примеров предательства, доносительства и намеренного сотрудничества с врагом». Пасак известен еще и тем, что десятки коммунистических лет хранил в домашнем хозяйстве урну с прахом Алоиса Элиаша, благодаря чему останки премьер-министра протектората Богемии и Моравии, когда пришло время, смогли захоронить с почестями.

У основанного на страхе и порабощении чешско-германского союза нацистского образца, конечно, не просматривалось никакой исторической перспективы. В гротескной, даже в беспощадно язвительной по отношению к собственному народу манере об этом написал Богумил Грабал. Главный герой его романа «Я обслуживал английского короля», верткий официант Ян Дитие, «незаконнорожденный, бедный и маленького роста», хладнокровно очаровывает судетскую немку Лизу, крепконогую учительницу физкультуры Элизабет Папанек. Чтобы создать семью с женщиной арийской крови, жениху приходится пройти унизительную процедуру — доктора проверяют на качество его сперму: «Врач говорил, что если какой-то засранный чех хочет жениться на немке, так, по крайней мере, его семенная жидкость должна быть в два раза более ценной». Этот освященный свастикой брак принес ужасный плод. На свет появился умственно отсталый мальчик, со значением нареченный мамой Зигфридом, с непропорционально развитой правой рукой; малыш только и был занят тем, что с диким грохотом бесцельно загонял в половицы длиннющие гвозди, «всегда по прямой и под прямым углом». По-иному, полагает автор, и случиться не могло, поскольку иному в таком чешско-немецком браке родиться не суждено.