Чешуя ангела

Бухтел в микрофон популярный рэпер, чёрно-белыми пингвинами скользили официанты; лохматые типы в аляповатых шейных платках украдкой распихивали по карманам бутерброды, выливали рюмки в пластиковые бутылочки из-под воды (Белка хмыкнула: «Поэты баснями не питаются»); ценители толпились возле маленького картона, забрызганного белёсым, неаппетитным; рядом стоял автор в кожаной сбруе, тотально выбритый, без бровей и даже без ресниц, жмурился от комплиментов.

– Тут мини-выставка в холле, – пояснила Белка. – Сенсация осени, картина «Зачатие тирана, седьмое января пятьдесят второго».

– Посмотрим? – оживилась Елизавета.

– Буэ. Ещё я на засохшую сперму не любовалась, – передёрнула плечами Белка.

– Он что, прямо этим рисовал? – ужаснулась Елизавета.

– Ну да. Это же неонатурализм, никаких кистей и красок, исключительно имеющиеся в наличии природные инструменты, раньше он кисточки из собственных волос делал, но теперь дальше пошёл. Прошлый шедевр назывался «Взрыв пукана, весна четырнадцатого», пальцами рисовал, та картина ещё и пахла.

Елизавета поморщилась, Игорь спросил:

– «Зачатие тирана», говоришь? И это у олигарха-государственника в особняке? Когнитивный диссонанс детектед.

Белка усмехнулась:

– Абсолютли ноу. Как говорит дражайший Семён Семёнович, пусть хоть башкой унитазы раскалывают, хоть мошонки прибивают, лишь бы баррикады не строили. В нашей стране нет своих автомобилей и микроволновок, зато отлично налажено массовое производство клапанов для выпуска пара. Взять хотя бы…

Игорь не дослушал: его схватил за рукав и потащил в сторону дядька в перекрученном галстуке.

– Привет, я Филимонов, – жизнерадостно сказал дядя. – На пароходе познакомились, на «Памире».

– Помню, вы по металлоконструкциям.

– Ага, есть такое. Так вот, Аксель осознал наконец-то, разогнал бездельников, меня вызвал, аванс заплатил. Царский, блин, аванс! Теперь загрузка на полгода, хотя они торопят, конечно, чтобы в месяц уложился. Мальчик, стоять!

Филимонов поймал официанта за фалду, подтащил, посмотрел на поднос, крякнул, слил из трёх пузатых снифтеров в один, выхлебал коньяк, зажмурился.

– Иди, мальчик, только недалеко, поблизости дрейфуй, – распорядился он и продолжил: – Так вот, говорю, заказ роскошный, мечта, а не заказ. Поток, вари – не хочу, круглые сутки, сталь самая простая, электроды, как спички, копейки стоят.

– Рад за вас, – Игорь попытался закруглить странный разговор. – Я пойду, пожалуй.

– Погоди, – металлист вцепился в рукав крепкими пальцами в круглых пятнышках ожогов. – Погоди, мне надо рассказать кому-нибудь, не то лопну. Такая тоска, блин!

– Отчего же? Сами говорите: аванс, поток, загрузка.

– Я сборочный чертёж видел. Мне-то выдают на элементы, но там ерунда вышла с косынками, какой припуск делать – неясно, говорю: дайте общий вид, чтобы не напороть, а то потом не соберёте, моё-то дело маленькое, три элемента, тип «Аз», тип «Люди» и тип «Добро», дверь на петлях, дурацкие названия… Добро, прикинь!

– Обыкновенные названия, старорусская азбука.

– Погоди. Так вот, на сборочном чертеже общий вид, ну клетка и клетка, мало ли для чего, а там в легенде написано: «На двадцать человек». Понимаешь? Для людей клетки! На любой площади выгрузил, на болтах за пятнадцать минут собрал, и пожалуйте бриться – набивай! Людьми, понимаешь? Не депутатами, не нацгвардейцами, а людьми, то есть нами!

– Да ну, показалось вам, – неуверенно сказал Игорь.

– Мне?! Мне, Филимонову? Вчера новый чертёж присылают, на другую конструкцию, я гляжу: виселица разборная, блин. Я всякое говно варю тридцать лет, у меня чуйка. Точно тебе говорю: что-то будет осенью. Тип «Добро», понимаешь! Кому добро, а кому…

– Так откажитесь от заказа, раз такое дело.

– Не могу, – замотал головой Филимонов. – Я уже и сталь закупил, «Памир» платит, как из пулемёта. Не могу отказаться, выше моих сил. Вот так ночь не сплю, маюсь, думаю: всё, разрываю контракт. А утром приду – работа кипит, сварка искрит, таджики профилями гремят, носятся. Весело! Тут технологи облажались, там чертежи потеряли, этого отдерёшь, тому подзатыльника дашь, проорёшься – уже вечер. И опять ночь не спать, маяться. Знаешь, меня уже литр коньяка не берёт. Всё в башке эта виселица крутится, а на ней я висю… то есть, вишу. Филимонов собственной персоной, язык на плече, дерьмо из меня уже вытекло.

– Значит, не всё вытекло, – заключил Игорь и ушёл, не прощаясь.

Филимонов посмотрел ему в спину, крякнул и заорал:

– Мальчик! Ты, ты, с подносом, сюда иди!

* * *

Пограничный переход Россия-Идамаа, осень