Выскочили, и вовремя: нацгвардейцы ещё не успели разобраться и наглухо перекрыть проход. Игорь со спутницей торопливо зашагали – и тут же попали в кашу: площадь заполнялась кучками людей, орали мегафоны, самодельные плакаты хоругвями метались над толпой.
– Граждане, мероприятие не согласовано в установленном порядке, пожалуйста, расходитесь.
– И пока наши соотечественники в Идамаа стенают под гнётом нацистов…
– Невское казачье войско с божьей помощью формирует дружину добровольцев, истинных патриотов, богатырей земли русской…
Игорь почти бежал, таща за собой Елизавету, словно портовый буксир – королевскую яхту на морской парад; лавировал, просил:
– Извините, пропустите, мы чудовищно опаздываем.
Оглянулся: Елизавета запыхалась, порозовела, локон выбился из причёски и упал на лоб. Игорю вдруг показалось, что он ведёт Елизавету не на дурацкий приём к олигарху, а совсем в другое место, в небесный чертог, которому стенами облака, а солнце светильником…
– Куда прёшь?! Тилигенция.
Перед Игорем стоял человек в черкеске, сверкающей золотыми погонами, аксельбантами, газырями, крестами, значками и ещё чем-то блестящим; пузырились чёрные штаны с голубыми лампасами неизвестного казачьего войска и сверкали хромовые сапоги. На левый Игорь наступил по запарке.
– Извините ради бога.
Казак выпучил глазёнки, закричал:
– Не сметь, тасазать! Не сметь нашего бога всуе поминать, жидовская морда!
Игорь на всякий случай обернулся, переспросил:
– Вы про кого, уважаемый? Кто здесь жидовская морда?
– Ещё и кривляется, клоун!
Казак побагровел, щёки запылали лопающимися помидорами. Мешая слюни с матом, орал:
– Понабежали, либерасты! Сорвать народный сход хотите? Не выйдет, пархатый, кончилась ваше время, все будете на столбах болтаться!
Вокруг собирались люди в черкесках с разноцветными значками и погонами, от которых рябило в глазах, пыхтели смесью лука и перегара, мрачно смотрели на Игоря, теребя рукояти нагаек.
– Господа, это недоразумение. Нам просто нужно пройти, нас ждут…
Сбоку полыхнула вспышка: девица с коротким изумрудным газончиком на голове фотографировала очередями. Казак, польщённый вниманием прессы, приосанился, выпятил чахлую грудь, снял папаху, засияв розовой, как попка младенца, лысиной.
– Господа-а! – передразнил казак. – Какие мы тебе господа, сволочь?
– Ну, товарищи.
– Гляньте на него! Резиновый утёнок тебе товарищ, гнида. Ещё и шлюху свою приволок, тасазать.
Игорь дёрнулся, крепче сжал ладонь Елизаветы, прошипел:
– Что ты сказал? Извинись, скотина.
Казак на всякий случай отступил, вновь нахлобучил папаху, заверещал:
– Гляньте, православные, как нынче патриотов оскорбляют! Я ему, тасазать, не человек, я ему скотина…
Чёрная стена окружала, приближалась; на Игоря вдруг обрушилось осознание беспомощности, неизбежности, он тоскливо посмотрел в набухающее дождём небо, разжал руку – ладонь Елизаветы выскользнула, сжалась в маленький крепкий кулак.
– Рамсы попутал, фраерок? На кого наехал? Понты перед своими хомячками кидай.
Елизавета нависла над съёжившимся казаком, отвешивая фразы, словно пощёчины.
– Ви-виноват, тасазать, не признал.
– На правиле будешь блеять. Я тебя запомнила.
Елизавета взяла обалдевшего Игоря под локоть, повела, разрезала чёрный круг, как форштевень белоснежного клипера разрезает Маркизову лужу. Дьяков тихо спросил:
– Откуда лексикончик?
– Из сериалов, откуда ещё.
Казак выдохнул, бросился к зелёноголовой фотокорреспондентке:
– Прекратить съёмку! Отдай аппарат.
Девушка ловко проскочила под протянутой рукой, в два прыжка догнала Игоря. Елизавета обернулась, бросила казаку:
– Грабли прибери, она со мной.
Когда выбрались из кипящей толпы, девушка сказала:
– Игорь, привет. Ты меня не узнал? Я Белка. Мы с тобой в кафе познакомились, когда Конрад столешницей витрину вынес.
– Верно! Ты бритая наголо была, а теперь зелёная, как газон.
– Расту, не стою на месте. Тебе спасибо, систер.
Белка протянула ладошку, крепко пожала руку Елизавете.
– Я на тусу шла, к Акселю в особняк, а тут такое! Ну как упустить? Половину карты набила, типажи – пальчики оближешь. Никон чуть не расколотили два раза, сначала менты, потом эти нацики. Нервные все, осеннее обострение, что ли. Кстати, я Конрада недавно встречала, только он меня не узнал.
– Где?!
– В метро. Он вообще странный был, словно не в себе. Впрочем, как обычно, хорошо хоть стёкла не бил.
Дорогу перегородил нацгвардеец, открыл было рот, но спутницы Игоря одновременно рявкнули:
– Пресса!
– К Акселю!
И гордо прошагали мимо. Нацгвардеец лишь проводил живописную троицу растерянным взглядом и метнулся к старушке с котом на шлейке:
– Ваши документы!