Они встретились у поваленной бурей березы. Какое-то время молча смотрели друг на друга, а потом все так же безмолвно обнялись. Чеслав, видя, как тяжело брату, готов был принять часть этой непосильной ноши на себя. Постояв, парни сели рядом на уже высохший от времени березовый ствол.
Только тогда Чеслав спросил:
— Тяжко?
На лице Ратибора не дрогнул ни один мускул.
— Минется.
Даже сейчас, наедине с братом, Ратибор не хотел показать, насколько болезненна его рана. И только необычная для него бледность, покрывшая лицо, предательски выдавала глубину его горя.
Помолчав, Ратибор неожиданно заговорил сам:
— Я в ту ночь сказал ей, что женой своей назову. У нее слезы накатили и хлынули что ручьи, так возрадовалась, горлица. Уж как она и ласкалась ко мне! — Печальная улыбка воспоминания слегка коснулась его губ. — Мне ведь она давно люба. Да и я ей был… Вот только отец… и слышать не хотел. Как ни просил его, чтобы взять мне Голубу за жену, ни в какую. Для блага племени другую мне прочил. А я уж сколько ни перечил, но волю его выполнить решил. Ух, как она убивалась от того, бедная, исстрадалась вся… Я ведь не сразу ее разглядел, а только когда ты с ней бывать стал, понял, что не все одно мне, злился. Да против отца негоже ведь идти, а то его воля была, чтобы она и с тобой…
Чеслав чувствовал, как кровь от досады на самого себя приливает к лицу и уши начинают гореть. Он и представить себе не мог, насколько была дорогá брату Голуба. Ратибор всегда был более сдержан и чувства свои выдавал редко, а Чеслав, как видно, не столь наблюдателен. Или ему так было удобно, потому как не понимал тогда, что пришло в его жизнь с появлением в ней Нежданы. Теперь он и представить себе не смог бы, чтобы делить с кем-либо ту, о ком так часто думает.
Ратибор же продолжал говорить ровно и почти бесстрастно:
— А как отца не стало, то и свобода нам вышла… И в ту ночь Голуба от счастья сразу решила к Светлой Ладе бежать, возблагодарить покровительницу. Верила, что та устроила быть нам вместе. Она ведь столько просила Великую! Я ее отговаривал, потому что опасно стало в округе. Сказал, что как мне из городища выходить дозволят, то и сходим вдвоем, поклонимся. А поутру проснулся, ее уж не было… Не утерпела Голуба… Там ее и нашли. На поляне у Светлой Лады… Ножом под самое сердце…
Ратибор глубоко вздохнул, заглушая горький стон, зародившийся в его груди. Пока брат говорил, Чеслав боялся шелохнуться, понимая, как тому нелегко. А Ратибор неожиданно продолжил:
— Это ведь Голуба зелья нам в кувшин с медом подсыпала. Она мне сама рассказала. Хотела, чтобы отец решение о моей суженой сменил. Как услыхала, что после твоего посвящения по селениям за невестой собираемся ехать, так и решилась. В доме побоялась, могли бы заметить, а тут мы на охоту собрались. Так она запомнила про то, в каком месте охотиться будем… А с тем зельем заговор совершить надо. Поутру, как светила ночные погаснут и роса траву окропит, в самое ухо опоенному зельем прошептать волю свою надо. И должен он эту волю принять как собственную. Вот Голуба и хотела Велимиру прошептать, чтобы он отдал ее мне в жены… Да только когда пришла на ту поляну, где заночевали мы, увидела, что из груди отца ножи торчат и бездыханен он. Ведомо, что испугалась, убежала…
Ратибор замолчал, переводя дыхание, а Чеслав подхватил его рассказ:
— Да так, что и монисто свое порвала… Я камешки нашел на поляне…
Ратибор в подтверждение закивал.
— Решила никому не говорить. Ведь узнай кто, что опоила нас зельем, да еще и главе рода волю свою навязать хотела, не поздоровилось бы. Из городища изгнать могли бы или того хуже. А тут еще и убийство…
— А как я ее про монисто спросил, с перепугу решила и у Зоряны бусы порвать, чтобы отвести от себя след. — Чеслав от волнения даже вскочил с бревна.
Он почувствовал, что такой неясный, запутанный до этого след теперь гораздо понятнее и идти по нему стало легче, что бежать по натоптанной тропе.
— Да я ведь главного тебе не сказал… — осадил брата Ратибор.
Чеслав снова сел рядом с братом.
— Голуба сказывала, что как от поляны бежала, то там еще кого-то приметила. За деревьями и кустами не рассмотрела. Да и сама не хотела, чтоб видели ее. Но там точно кто-то был. Потому неслась оттуда прочь так, что не помнит, как и в городище оказалась. Вот поэтому и пришел я сюда… Рассказать тебе… Знал, что будешь где-то рядом.
Но Чеславу уже было не до того, мысли бежали подобно воде, прорвавшей бобровую запруду.
— Значит, говоришь, кто-то был! Ну конечно, должен был быть… А как же! Кто-то же пролил отцовскую кровь! И если Голуба его не разглядела, то он ее наверняка разглядел. И порешил, поскольку не был уверен, видела она его или нет.
— Но это мог быть и чужак, — неожиданно прервал его тираду Ратибор. — В городище разное говорят. И про то, что такое лиходейство свой совершить не мог. Хотя и про другое болтают…
— Неужто на меня думают?
— Дурней хватает.