Читаем Честь снайпера полностью

— Она говорит, что повторила бы всё снова, но не ради Сталина, которого она презирает и понимает, каким чудовищем он был, а ради России и миллионов её добрых и честных людей.

— Я отдаю ей честь.

Старушка улыбнулась, потянулась вперёд и коснулась его руки.

— Ладно, попробуем поговорить о деле. Скажи ей, что во Вьетнаме я работал главным образом с наблюдателем. Но расстояния были больше, так что искать цели было куда как труднее. Я хотел бы знать — был ли необходим наводчик в городских перестрелках?

Слюсская обдумала вопрос и затем ответила.

— Она говорит, что наводчик не только мешал, но и был бесполезен. Мы, девушки, были пронырливыми мелкими крысами — просачивались в любую дыру, куда не пробрался бы ни один мужчина и скрючивались в таких позициях, которые мужчина никогда не сумел бы занять. В таких обстоятельствах наводчик был бы помехой. Она также полагает, что женщины куда как более терпеливы. Однажды она ждала три с половиной дня, чтобы выстрелить в германского полковника.

— И она его подстрелила?

Слюсская вместо ответа постучала себя по лбу, указывая, куда она попала.

— Мосин 91 — находит ли она эту винтовку подходящей?

— Она любила свою мосинку. Позднее, в ходе войны мосинку пытались заменить. Ей выдали автоматическую винтовку СВТ-40 с оптическим прицелом, но СВТ ей не понравилась. СВТ плевалась струями пуль, но что в этом толку для снайпера?

— Согласен, — ответил Боб. — У меня тоже была болтовка.

— Она говорит, что её счёт составил пятьдесят девять целей. А у тебя?

— Пятьдесят восемь.

Старушка рассмеялась.

— Она говорит, что даже если ты соврал из вежливости — это очень хороший ответ.

— Скажи ей, что я бы никогда не солгал такой остроглазой леди. Да я и не выстоял бы против неё. Она меня до трусов видит.

Слюсская снова рассмеялась в ответ.

— Она сказала, что ты напоминаешь ей её первого боевого командира. Он был чудесным человеком — очень забавным и очень смелым. Он погиб в операции «Багратион». Огромная потеря.

Суэггер знал, что «Багратион» был русской наступательной операцией против группы армий «Центр» летом 1944 года, развернувшейся к северу от болот Припяти и выбившей немцев из Белоруссии.

— Я тоже многих потерял, — ответил он. — Тому, кто никого не терял, не понять, как долго и как далеко может тянуться и длиться боль.

Екатерина кивнула, коснувшись его руки.

— В той войне, — продолжал он, — женщины были очень храбры.

— Мы дрались за выживание. Все должны были сражаться. Даже красивые девушки, которые в обычной жизни вышли бы замуж за комиссара или врача, должны были воевать.

— Я уверен, что все девушки-снайперы были прекрасны.

— О, тут есть о чём поговорить. Я была самой обычной, так что меня не ждало ни ожиданий, ни разочарований. Я вышла замуж за такого же обычного человека и наши дети были такими же обычными, так что всё прошло гладко. А красота может обернуться проклятьем. На красивых падает слишком много света и слишком многие на них смотрят. Это и было проклятьем белойведьмы.

Тут она начала бормотать что-то об этой белойведьме и Рейли потеряла нить.

— Боб, переходи к Петровой, — сказала она по-английски.

— Мэ-эм, мы хотели бы вспомнить этих храбрых девушек, а в особенности одну из них. Моя знакомая хотела бы написать о ней историю. Это Людмила «Милли» Петрова. Вы слышали о ней?

Старушка, качаясь, помотала головой в замешательстве.

— Имена… они приходят и уходят. Нет, ни Милли, ни Петровой. Я помню Людмилу, — и отсюда она пустилась в длинную историю другой Людмилы, не Милли, в то время как Рейли пыталась уследить за рассказом. Потерпев поражение, она тихонько шепнула Бобу по-английски, что не улавливает смысла.

— Я думала, что мы были в Белоруссии, а теперь уже на Балтике.

Так прошла пара часов, в которые Суэггер и Рейли следили за взглядом старушки и пытались понять, когда смеяться по тону её голоса или паузах в нём. Мелькали имена, истории смешивались одна с другой, снова гремели битвы. Рейли добросовестно пыталась следить за повествованием, но раз за разом терялась. Однако, раз за разом ей слышалась «белаяведьма», появлявшаяся ниоткуда.

Она исчезла после того, как была отправлена в Москву — следовало из рассказа, который был пересказом из третьих или четвёртых рук — Слюсская никогда не видела белуюведьму лично.

— Если она и в самом деле была так красива, как мне рассказывали, — излагала старушка, — то такая обычная девушка, как я, запомнила бы её на всю жизнь. Но нет, она исчезла ещё до того, как я начала воевать.

— Вы помните год? — спросила Рейли.

— Они все смешались. Моя память — теперь словно мне пуля в голову попала, а не тому германскому полковнику. Я не могу даже… — она запнулась так, как будто её грызла какая-то старая мысль. — Я не знаю, почему. Откуда-то я слышала, что они отправили белуюведьму на Украину, и оттуда она не вернулась.

— Вы говорите — «они»…

— Начальники. Начальники всё проваливают. Мы бы и без них прекрасно справились.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Политический детектив / Политические детективы / Детективы