Честь снайпера

Аков махнул бойцу, который поднёс коробку с полевым телефоном «модель 33», за которой тянулся длинный провод. Полевой телефон в жёстком бакелитовом корпусе был главным средством связи германских сухопутных сил, поскольку был куда как более надёжным, чем радио и меньше зависел от окружающих условий, а провод легко прокладывался даже на дальние расстояния, связывая удалённые части. Его батареи также были более надёжным, он был легче и в нём никогда не разбивались лампы.

Салид открыл футляр, достал телефон и покрутил рукоять, посылая вызов на другой конец.

— Грёфельд.

Грёфельд, шустрый капрал, был одним из немногих этнических немцев в карательном батальоне.

— Ты слышал выстрел?

— Да, сэр. Это не у нас.

— Собаки, Грёфельд.

— Сэр, я уже велел собачникам двигаться в направлении выстрела. Они возьмут любой след. Выстрел был не очень далеко, так что я велел бойцам бросить пистолеты-пулемёты и боекомплект и выдвигаться только с пистолетами. Так они будут двигаться быстрее, а выносливость тут очень важна.

— Да, да, хорошо. Сколько у вас провода?

— Две катушки. Ещё полкилометра. Мне за ними идти?

— Да, следуй за ними и будь максимально близко.

— Да, сэр.

— Держи меня в курсе. Скоро я перемещусь и и не смогу быть на связи по полевому телефону. Если поймаете её — выстрелите сигнальной ракетой, после чего следуйте к перевалу. Если нет — само ваше присутствие выгонит её на десантников.

— Да, сэр.

— Отлично, Грёфельд.

— Сэр, как…

— Я не знаю и это неважно. Важно лишь то, что мы должны задержать женщину.

— Да, сэр. Конец передачи. Я меняю позицию.

Теперь Салид мыслил куда яснее. Он вернул телефон на место.

— Сэр, следует ли нам собраться к походу к перевалу?

— Пока нет, Аков. Вели бойцам согнать всех жителей и запереть в церкви.

— Да, сэр.

— Затем пусть бойцы возьмут огнемёты и спалят все дома. Я хочу, чтобы это место исчезло. Не должно остаться никаких записей о месте, где был убит оберштурмбанфюрер Грёдль. Никаких памятников здесь не будет.

— Да, сэр. А церковь? Что с жителями?

— Сожги всё, Аков.

* * *

Милли не бросила винтовку, а закинула за плечо. Учитель со «Стэном» постоянно оглядывался, высматривая сербов, которые могли их преследовать.

— Смотри, — вдруг сказала она, указывая пальцем, — он поджёг деревню.

— Этого следовало ждать. Так устроен его разум. Что здесь, что в Лидице — партизаны ударят, а платят простые люди.

Сквозь деревья нельзя было разглядеть деталей. Видны были лишь столбы плотного дыма, поднимавшиеся над гребнем гор и затем сливавшиеся в единое облако, постепенно раздуваемое волей ветров. Вскоре донёсся и запах: смесь палёного дерева, вони от сгорающего мяса и характерные нотки Фламмойла-19, огнемётного топлива. Криков не было слышно — расстояние не позволяло.

— Дыма преизрядно, — сказал Учитель, хватая воздух — ему не хватало кислорода. — Он спалил всё полностью.

Тут до них донёсся собачий брёх. Звук рос и близился, а иной раз ловил случайный эффект эха. Было ясно, что собаки предчувствовали славную охоту.

Они двигались вдоль тропы, и какое-то время собаки, казалось, не приближались. Однажды им даже показалось, что погоня прекратилась. Однако, собакам и сопровождавшим их молодым бойцам хватало сил. Когда Милли снова заслышала брёх, он оказался гораздо ближе.

Затем ещё ближе.

— Нам не убежать, — сказала она. — Собак не обгонишь.

Прошло ещё несколько минут. Гавканье стало ещё громче. Их бег сбился на рысь, и тут Петрова упала, разбив колено.

— Ладно, — сказала она. — Дай мне «Стэн». Я останусь тут и убью их столько, сколько смогу. Последнюю пулю оставлю себе.

— Прости, но этого не случится. Я останусь тут. Я ненавижу собак, так что убью их побольше с превеликим удовольствием. А ты иди.

Тут они увидели преследователей Шесть мускулистых, здоровых зверей. Спущенные с поводков, они мчались, словно ракеты: сплошные мышцы и скорость, ворвавшиеся в поле зрения, в прыжках выпрямлявшиеся, словно разжатые пружины, мощными рывками. Они приближались.

Учитель рывком поднял её.

— Беги! Чёрт тебя дери, беги!!! — и обернулся со «Стэном» в руках к наступающей орде.

* * *

Дым горящей деревни закрывал видимость, так что Салид сменил позицию, уйдя на полмили вдоль дороги на Яремче. Отсюда он видел лишь стену дыма, поднимавшемуся столбами в небо и пламя, пожирающее строения. Для его людей также лучше было не слышать криков жителей деревни, запертых в горящей церкви и пожираемых пламенем, хотя сам Салид ничего не заметил бы.

— Есть что-то? — крикнул он по-сербски Акову.

— Ничего, — ответил сержант, стоящий на страже у полевого телефона.

Капитан поёжился. Он знал, что ему следовало поймать эту женщину. Она значила больше, чем что угодно иное. С ней он мог бы обернуть свою жизнь в триумф и вернуться к солнцу и пескам пустыни мифическим героем. Амбициям тут места не было.

Он старался ради Аллаха. В глубине души он верил в главенство Аллаха надо всеми нациями и людьми и в то, что не вверившиеся Аллаху есть неверные, недостойные жизни и обречённые в загробной жизни на адово пламя. Поскольку их ждёт вечное мучение, то есть ли разница, что постигнет их здесь и сейчас?