Честь снайпера

Обычное дело: после великой победы куда он двинет свои силы? За Сталина или против? Он националист или коммунист? Став прошлым, он легко мог бы заслужить девять граммов свинца из пистолета агента НКВД вместо медали героя, и осознавая это, Бак вёл себя с обречённой статью. Вертикальные морщины его лица, подумала она, так и говорили: это добром не кончится.

— Я почтена, генерал.

— Зови меня Бак. Этого достаточно. «Генерал» — это дерьмо.

Он обернулся и крикнул:

— Поворачивайте эту штуку, чтобы он мог улететь вместе с этим хреном из НКВД, пусть он валит обратно к себе в ванну!

Люди столпились у хвоста лёгкого самолёта и крутанули его вокруг шасси, выставив напротив ветра, остерегаясь двух вращающихся пропеллеров. Петрова видела бледные лица двух молодых пилотов, сидящих за приборной панелью, согнувшись за штурвалами и ожидавших смены положения самолёта. Когда дело было сделано, они кивнули, и партизаны отступили. Рёв двигателей возрос до пика, когда пилот нажал на газ, разбрасывая вокруг клочья травы и куски грязи вместе с выхлопной вонью, и самолёт покатился вперёд. Став легче на вес женщины, он подпрыгнул, поднялся и вскоре исчез.

— Петрова, пойдём. У нас есть телега.

— Я в порядке. Я могу идти.

— Здесь не ходят. Мы поедем. Умеешь ездить верхом?

— Господи, нет, — вырвалось у неё. — Я городская девочка, и до смерти боюсь лошадей.

— Белая ведьма чего-то боится? Теперь я вижу, чувства юмора у тебя хватает и ты мне нравишься. Ладно, пошли в телегу.

— Так откровенно лучше.

— Да, и сбереги силы для своей работы. Отдыхай, расслабься. Впереди долгий путь. Водки?

— Отлично, — согласилась она, и хлебнула из протянутой фляжки. Один глоток как следует сшиб её.

— Теперь давай в телегу и спи, если сможешь. До лагеря через лес четыре часа, а нам надо добраться до утра — чтобы немцы нас не выследили. У них тут постоянно ходят патрули — по приказу ублюдка Грёдля, которого, как я надеюсь, ты упокоишь.

Сжимая свою винтовку, она ответила:

— Выведи меня на выстрел, товарищ Бак, и я не промахнусь.

Глава 9

Наше время

Поезд на юг

Поезд, следующий из Москвы, словно вынырнул из старого детективного романа — «Восточный экспресс» без востока в направлении и экспресса в скорости движения. Старый и грязный, он весь был поделен на отделения с деревянными сиденьями, над которыми нависали такие же деревянные кровати. Весь вагон представлял собою сборище таких отделений, затянутых в выцветше-красное покрытие и снабжённых занавесками этого же цвета. Он полз вперёд на скорости не больше сорока миль, и сами рельсы в своей неровности казались какими-то ненастоящими. От всего этого у Боба разболелась голова, чему способствовал не работающий толком кондиционер. Водки бы. О, нет, не надо водки. Чёртов вагон и чёртов поезд…

Усилием воли принудив себя к трезвости, он перечитал единственный источник сведений о боях в Западной Украине в июле 1944 года, имевшийся на английском — переведённый с немецкого профессиональный исторический труд под названием «Вплоть до горького исхода: последние сражения группы армий «Северная Украина», «А», и «Центр» на Восточном фронте в 1944 году». Это был отнюдь не героический роман, а лишь сухое описание манёвров батальонного уровня, отстранённое и рациональное — насколько это возможно для такого импровизационного процесса, как война. Тут не было ничего от настроя «И какого хрена нам теперь делать?», хорошо известного Бобу.

Его очень интересовали ответы на вопросы. Кто знал? Кто мог знать что-то о востоке? Он провёл несколько недель, читая каждую чёртову книгу на Амазоне по этой теме, и большинство из них заявляли, что нащупали настоящую «поворотную точку». Но единственной поворотной тоской было двадцать первое июня 1941 года, когда Гитлер послал своих людей на безумное задание. Это было всё равно что захватывать космос: бесконечные, катящиеся просторы, тысячи миль и миллионы людей. Там не было ничего, кроме «там». Кто бы смог хотя бы приблизиться к пониманию этого?

Факты, конечно же, имели место быть: Сталинград, Ленинград, Харьков, Курск — каждый с точной датой, всё указано на карте со стрелочками туда и противостоящими им стрелочками обратно, и вся картина расшита россыпью непроизносимых названий типа «Днипропетровс`к», «Метчубековка» или «Сапарошше», взывающих то тут, то там к бескрайней пустоте безо всяких названий, а лишь с полями или лесами.