Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Князь-батюшка, снял бы маету, сходил на моление в наш монастырь. Возросший в мужественные лета отрок Иов новые псалмы поёт, а ещё многие молитвы читает с языка. Акафисты и каноны распевает аки дивная труба, всех прихожан ввергая в душевное вдохновение.

   — Завтра же в воскресный день и схожу, — внял совету дворецкого князь Андрей. — Ты же побуди всех бояр и князей идти со мной, ежели пожелают заутреню отстоять.

Воскресная служба в Покровском монастыре удалась на славу. Никогда в храме не было такого стечения горожан. Молодой инок Иов не знал, что лишь благодаря ему сошлись в монастырь столько христиан. Но перед началом богослужения князь Оболенский-Меньшой зашёл-таки в ризницу и сказал архимандриту Паисию:

   — Святой отец, попроси, чтобы постарался ноне инок Иов. А в пении — особо. Князь-батюшка услышит его новые псалмы впервые. — И с сожалением добавил: — А в другой раз и некогда будет.

Иов в этот день покорил сердца верующих. Среднего роста, с красивым и благородным лицом, голубоглазый россиянин очаровал своим голосом всех. Он пел, и души верующих возносились под купол храма вместе со словами канона молебного к Пресвятой Богородице.

   — Спаси от бед рабы Твоя, Богородице, яко вси по Бозе к Тебе прибегаем, ко нерушимой стене и предстательству...

Фёдор Колычев с женой Ульяной стояли возле амвона. Он видел юное и чистое лицо так близко, что захотелось протянуть руку и убедиться, что это смертный человек, а не ангел, сошедший на землю. Борясь с искушением, Фёдор отступил от амвона и закрыл глаза. Так и слушал пение. Но лик Иова пред ним не исчез. Правда, перед Фёдором был другой храм — Успенский собор Кремля. И также на амвоне стоял Иов, но другой — зрелого возраста. В руках он держал посох патриарха из животворящего древа, и на Иове была патриаршая митра. «Господи, да это же святейший! Откуда сие?» — мелькнуло у Фёдора. И голос из-под купола храма ответил: «Тому быть!» Фёдор открыл глаза и посмотрел на Ульяшу. Она улыбалась и плакала от умиления. И князь Андрей плакал, истово молясь. И у многих верующих, на коих глянул Фёдор, сверкали на глазах слёзы. Они плакали, и их души очищались от грехов и от нечисти.

А к монастырю в этот час из последних сил мчался всадник, сотский Донат, побратим Фёдора Колычева из сторожевого полка князя Оболенского-Большого. Донат вымок до нитки: его конь споткнулся в Волге и измученный всадник упал из седла, выкупался, да и во благо. В Старицах Донату сказали, где искать князя Андрея, и он примчал во двор монастыря, остановился у паперти храма, спросил сирых:

   — Тут ли князь Старицкий?

Во вратах храма стоял пономарь, он подошёл к Донату.

   — Князь-батюшка здесь, воитель. Наберись терпения и жди.

Донат спешился и тихо сказал пономарю:

   — Ждать некогда. С государевым делом я.

Молодой пономарь с реденькой бородкой и умными хитрыми глазами согласно кивнул головой и позвал:

   — Иди следом.

Он повёл Доната к малой двери. Они скрылись в храме и оказались в ризнице.

   — Жди тут. — Пономарь усадил Доната на скамью и ушёл.

В храме по-прежнему звучал голос Иова: «Исполни, чистая веселия сердце моё...» И верующие всё ещё пребывали в благостном упоении, витая в горних высях. Потому никто не заметил, как пономарь подошёл к князю Андрею и негромко сказал:

   — Князь-батюшка, сеунщик примчал с государевым делом.

   — Иду, — ответил князь Андрей и сделал знак Фёдору Колычеву.

Воин, привалившись к стене, спал. Увидев его, Фёдор воскликнул:

   — Это же сотский Донат из нашего полка!

   — Ишь, как умаялся, — произнёс князь. — Да что уж, буди.

Донат проснулся мгновенно, лишь рука Колычева коснулась его плеча. Он схватился за меч, но, увидев Фёдора, улыбнулся.

   — Боярин Федяша, радость-то какая! — Но, заметив князя, встал. — С вестью к тебе, княже, от воеводы Юрия Оболенского.

   — Говори, — велел князь Андрей.

   — Велено мне передать, что на Старицы ползёт большая беда. Наш воевода был в Москве и вызнал там, что два полка готовы к походу на Старицы. И поведут их князь Никита Оболенский и сам конюший Иван Овчина.

   — А что же князь Юрий? Сколько звал в Старицы, не идёт.

   — Мы, князь-батюшка, в облоге. Воевода Фёдор Лопата сказал: «Как тронетесь с рубежа, всех вас порубим». А под его рукой три полка. И гонцы на облогу натыкались.

   — Ты вот дошёл, — заметил Фёдор, на что Донат только плечами пожал:

   — Я же охотник. Ты сие знаешь, Федяша.

   — Что ещё тебе велено передать? — спросил князь Андрей.

   — Сказано князем Юрием, что Никита Оболенский пойдёт на Волок Ламский, там — на Ржев, дабы перекрыть тебе пути к королю Жигмонду и на Новгород.

Князь Андрей задумался, да в голове кружила сумятица. Спросил:

   — Когда московские полки выступают?

   — Ноне Пётр и Павел. Так завтра, поди, и покинут стольный град. Спешат они, чтобы ты, княже, не успел оглянуться.

С минуту в ризнице было тихо, лишь из храма доносилось пение хора на клиросе. «Как тут боголепно! А в мире пауки и волки милосерднее», — подумал князь Андрей и посмотрел на Фёдора.