Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Уходить надо, боярин. Не будем искать себе худа. Твоё слово утонет в море гнева.

   — Верно молвишь, Донат.

Фёдор ещё смотрел на помост и видел, с какой страстью князь Борис Горбатый доказывал что-то воеводе Ивану Бутурлину. Он подумал: «И батюшка истинно предупреждал». Однако вопрос Фёдора к себе: «Что же теперь делать?» — оставался без ответа.

Донат и Фёдор вернулись на Торговую сторону, перекусили на постоялом дворе, рассчитались за постой лошадей, зашли на торжище, купили в дорогу разной снеди и хлеба, ещё по новгородскому кафтану, кои известны на Руси своей добротностью и особым покроем, нарядились в них, свои же отдали нищей братии и покинули Новгород.

   — Нам бы теперь перехватить нашего князя, — поделился своими думами Фёдор.

   — Однако вести у нас с тобой, Федяша, плачевные, — отозвался Донат.

   — Других и взять негде, — тяжело вздохнув, согласился Фёдор.

Так, в грустных разговорах и ещё более грустных размышлениях, возвращались незадачливые послы в Старицы, ещё не ведая о том, что на московской дороге, между Торжком и Старой Руссой, завершилось противостояние Стариц и Москвы.

В Новгороде у князя Старицкого всегда были свои люди. Один из них, боярин Игнат Колычев-Петухов, был даже в родстве со Степаном Колычевым, в давние времена жил в Старицах и исправно служил князю. Зная, как новгородские властители дрожат перед Глинскими, как верны Москве, он ещё за день до вечера ведал о тайном совете архиепископа Макария с воеводой и наместником, где было решено не иметь дела со старичанами, не пускать их в город в случае опалы из Москвы. И он послал своего человека к Андрею Старицкому, дабы уведомить его, что правители Новгорода не впустят старичан в крепость, более того — встретят их с оружием.

Встреча гонца и князя Андрея случилась в ста вёрстах от Новгорода. Князь Андрей уже знал, что его преследует и вот-вот нагонит московская рать. Он торопил своих ратников, чтобы поскорее достичь Новгорода и укрыться за его стенами. Появление в стане гонца Игната Колычева-Петухова всё изменило и вовсе лишило князя Андрея воли к сопротивлению, к борьбе. Гонец застал старицких воинов на коротком привале. Выслушав его, князь Андрей долго не мог прийти в себя. «Господи, за какие грехи возложил на нас наказание сие?» — роптал он. Наконец, собравшись с духом, он позвал воевод и молвил:

   — Вот гонец. Он примчал сказать слово боярина Игната Колычева-Петухова — вы его знаете. Игнат говорит, что новгородцы нас предали. Ежели придём к ним, не пустят нас в город и будут защищать его. Как нам теперь быть?

Среди старицких воевод день назад появился князь Юрий Оболенский-Большой. Он сумел-таки уйти из Коломны с личной полусотней воинов, вырвался из облоги благодаря тысяцкому Алексею Басманову. Шёл Юрий на Старицы окружным путём, не застав в городе князя Андрея, без устали пошёл за ним следом, нагнал близ Торжка. Была радость встречи, ещё горькая беседа обо всём, чем жило удельное княжество. Оставаясь воином, князь Оболенский сказал:

   — Нам терять нечего. И был бы со мною полк, мы бы силой взяли Новгород, а там встали бы против Москвы. Но полка у меня нет. И ноне Новгород-орешек нам не по зубам. К тому же сзади Овчина с ратью. Потому говорю: нам следует идти на Старую Руссу и закрыться в той крепости. Она надёжна. И мы там выстоим, пока не соберём силы для одоления Новгорода.

Князь Андрей выслушал и других воевод, голосу Фёдора Пронского внял. А тот был вполне согласен с князем Юрием Оболенским-Большим. На том и сошлись: идти на Старую Руссу, там сидеть за крепостной стеной. Отдых был прерван, и рать Андрея Старицкого, а за нею и огромный обоз беженцев свернули с московского пути и топкой, малоезженной дорогой двинулись в старую крепость, которая стояла на берегу озера Ильмень не один век против разных врагов, пытавшихся захватить её.

Движение замедлилось. С каждой верстой дорога становилась всё хуже. Она проходила через мрачные еловые леса и была покрыта торфяной жижей, которую и жаркое лето не одолело. Кони с повозками выбивались из сил. Да и верховым и пешим было тяжело. С полудня до полуночи беженцы прошли не больше пятнадцати вёрст. Отдохнув до рассвета, люди упорно продолжали идти, надеясь успеть укрыться за стенами крепости от преследовавшей их московской рати.

Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Оставалось полдня пути до Старой Руссы, когда проворный Иван Овчина, ведя за собой лишь тысячу воинов, догнал Андрея Старицкого. Его ратники, увидев московских воинов, ощетинились копьями, на тетиву луков положили стрелы, дабы встретить противников достойно. Но воевода Овчина не хотел крови. Он остановил своих воинов, сам же с десятью рындами поскакал вперёд и сошёлся с ратниками Андрея мирно.

   — Не будем драться, русичи! — крикнул он. — Зачем проливать братскую кровь, коль полюбовно можно сойтись? Видите, со мною всего горстка воинов. Пропустите нас к князю Андрею.

Хвост обоза прикрывал воевода Фёдор Пронский с сотней воинов. Он понимал, что Овчине ничего не стоит смять его ратников и двинуться вперёд по трупам беженцев. И Пронский сказал Овчине: