Честь воеводы. Алексей Басманов

Вечером всё в тот же бесконечный июньский день над боярином Фёдором Колычевым был совершён обряд пострижения. Ему отрезали прядь белых, как снег, волос, надели чёрные одежды — символ скорби и отказа от мирской жизни — и нарекли именем Филипп. В эти дни ему исполнился тридцать один год. И никто не ведал, что спустя двадцать восемь лет нынешний инок-рясофор, младший саном среди прочих монахов, поднимется на престол митрополита всея Руси, поведёт Русскую православную церковь путями праведного служения Господу Богу и россиянам.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ ОТЗОВИСЬ, АЛЁША!

Осенью того же года, как сгореть Соловецкому монастырю, Алексей Басманов приехал с береговой службы в Москву на побывку. При нём был неизменный побратим сотский Глеб. На Оке и в Диком поле было в минувшее лето довольно тихо. Прибегали из Казанского ханства малые орды, делали набеги и уходили, ежели удавалось. А крымчаки и вовсе не появлялись в пределах Дикого поля. И большой воевода князь Андрей Горбатый-Шуйский разрешил своему воеводе-полковнику Алексею Басманову провести месяц-другой дома.

И вот Алексей уже на Пречистенке, в палатах дворянина Михаила Плещеева, своего добросердого дядюшки. Встретили его с радостью, со слезами, с причитаниями и с пугливым взглядом пятилетнего сынка Федяши, который почти за два года разлуки забыл своего батюшку. Однако, расцеловав тётушку Анну и дядюшку Михаила, Алексей взял на руки сына и прижал его к себе.

   — Родненький, Федяша, ты уж прости своего батюшку, что дал запамятовать себя.

   — Я боюсь твоей бороды, — ещё дичился сын.

   — Вот поруха! Так мы её с тобой вместе сабелькой и подрежем. И ты увидишь, что твой батянька молод. И мы с тобой поладим, сынок. Правда, поладим, дядюшка? Как вы тут, родимые, бедуете?

   — Всевышний бережёт нас. Да ты бы с дороги-то умылся, племяш, переоделся в домашнее, сынок тебя и признает.

   — Да, да, я сей миг. Вот только Федяшу рассмотрю как следует. — Алексей присел на лавку, посадил на колени сына, всмотрелся в его лицо, и на глазах у него появились слёзы. — Родимый, ты же вылитая матушка. Господи, как ты принял всё от своей матушки, от моей несравненной супруженьки Ксении. Глаза, нос, рот, волосы — всё её. Родимый, как же я тебя люблю! — Слёзы у мужественного воина продолжали невольно течь.

   — А что, матушка моя сгорела, да? — спросил сын.

   — Истинно сгорела, родимый.

Михаил и Анна стояли рядом и тоже плакали. Память вернула их к тем роковым дням, когда у них на глазах умирала ласковая, сердечная, как Богоматерь, невестка. Но старые люди быстрее одолели горестную немочь и засуетились. Надо было позаботиться о бане, накрыть стол. И они оставили наедине отца и сына. Алексей начал рассказывать Федяше, какая у него была прекрасная матушка и как она, умирая, наказывала беречь сына. Постепенно отец и сын отогрелись близ друг друга, и маленький Басманов стал расспрашивать отца, как он воюет с басурманами.

   — Батюшка, а ты их много побил сабелькой, тех басурманов?

   — Ой много, сынок, даже сабелька притупилась. А они всё лезут и лезут к нам. Вот как подрастёшь, мы вместе пойдём добивать их.

Три дня отец и сын были неразлучны. Они полными днями гуляли, ходили на торжища, покупали китайские игрушки, побывали в Кремле, помолились в соборах. Алексей показывал сыну великокняжеские палаты и говорил, словно приоткрывал завесу будущего:

   — И ты в тех палатах побываешь, сынок. Может, государя-батюшку увидишь. Он немного старше тебя. Ещё и служить к себе возьмёт.

   — Я бы пошёл служить ему. Только чтобы воеводой, как ты.

   — Сие тебе доступно будет. Но чтобы воеводой быть, надо поучиться кой-чему.

   — Я всё одолею, батюшка.

   — Конечно. Ты будешь скакать на резвом коне, и я научу тебя этому. Ещё я научу тебя владеть саблей. Ни одному воеводе без той науки нельзя быть.

   — А ещё бердышом. Я знаю, что такое бердыш, батюшка. Тю-тю-тю... — И Федяша замахал руками туда-сюда.

Отец и сын покидали Соборную площадь, которая старшему Басманову была очень и очень памятна. Подхватив на руки сына на Красной площади, где была теснота, Алексей подумал, что бы он делал без него, как жил. Прижав к груди Федю в первый день приезда, Алексей уже не мог с ним расстаться хотя бы на день, на час. Он овладел сердцем отца так же, как в своё время захватила Алексея ангел Ксения. Казалось Алексею, случись что-либо, и он жизнь отдаст за сына. И он готов был исполнять любую его просьбу, любую прихоть. А Федяша не был привередливым мальчиком, он оставался доволен тем, что у него есть батюшка, который бьёт басурманов и командует ратью.

Так прошла первая неделя общения отца и сына, и они были счастливы. Отец сдержал своё обещание и начал учить сына верховой езде. Ему помогал Глеб. Федяша не проявил никакого страха, когда его впервые посадили на коня. Он поелозил в седле и засмеялся:

   — Как тут лепно!

Глеб дал мальчику в руки поводья, он сделал ими первое движение, и послушный конь пошёл по кругу. Алексей и Глеб шли рядом с конём, и отец заметил, как изменился сын. Он был горд собой оттого, что держал в руках поводья, что управлял конём.