Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Вот и славно. Так я слетаю домой, пару лошадок с возком пригоню, кису серебра прихвачу. А ты уж приготовь паломников. Ноне же чтобы и выехали. Осень ведь, каждый день дорог, а путь дальний. — Боярин Степан был нетерпелив, весь в движении и готов был сам лететь на Соловецкие острова.

Иову передалось рьяное стремление боярина. Он и сам загорелся подвижничеством.

   — Иди, боярин-батюшка, обряди возок в путь, — согласился Иов. — А мы тут свой вклад посильный погорельцам приготовим да ждём тебя.

   — Сынок Алёша, и ты подожди меня. На подворье я тебя не зову: не надо судьбу испытывать. А тут мы до вечера посидим и княжьей медовухи пригубим. — С тем и умчал Степан Колычев из монастыря.

Игумен Иов наказал Алексею отдохнуть, сам тоже поспешил собирать дары погорельцам и подбирать из братии нужных для тяжкого пути паломников.

Боярин Степан вернулся к полуденному богослужению. Он сам, без возницы, пригнал пару молодых и сильных лошадей, запряжённых в крытый возок, набитый всяким добром.

   — Там, на погорелье, всё это в дело пойдёт. А что лошадки молодые, так это ничего, они сильные. Им поспешать придётся, дабы последний коч из Онеги захватить.

И пока монахи собирались в путь, пока не покинули обитель, Степан Колычев принимал самое деятельное участие в их сборах. Иов тоже не поскупился на вклад погорельцам: он снарядил пару своих лошадей с крытым возком и подобрал не троих, а четверых иноков. Старшему из них было сорок пять лет, все мужи в силе при оружии, способные постоять за себя в случае необходимости.

Иноки и две пароконные повозки покинули подворье монастыря вскоре же после обедни, постояв несколько минут на молении. Степан и Алексей проводили их вместе с Иовом до ворот, благословили в путь, Иов осенил их крестом. А проводив иноков, Степан позвал Алексея и Глеба в ту келью, где они вели утренний разговор. Там для них заботами Иова был накрыт стол и среди снеди стояла баклага княжьей медовухи.

— Мне, сынок Алёша, и ты, побратим его Глеб, хочется отвести с вами душу в беседе. Уж не обессудьте.

Алексей и Глеб только улыбнулись. Им было отрадно провести час-другой за столом с отцом их боевого друга, попечаловаться о гибели близкого им по сечам и схваткам с ордынцами воина Доната.

В тот же день, уже в поздних сумерках, Алексей и Глеб покинули Покровский монастырь и вновь по ночным дорогам поспешили в Москву. Алексею не терпелось прижать к груди ненаглядного сынка Федяшу, отдать ему весь досуг, всего себя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ СПУСТЯ ДЕСЯТЬ ЛЕТ

Так уж происходило на святой Руси испокон веку: когда свершались великие деяния, всякий раз они вызывали чудесные явления. Шёл 1326 год, и летописец записал: «В декабре сего года, егда покори великий князь Дмитрий Михайлович Грозные Очи новгородских крамольников и, повернув на Москву, повеле свозить камень на церковное строительство, явися на небеси звезда велика, а луч от неё долог вельми, токо светлей самой звезды. А конец того луча аки хвост великия птицы распростёрся».

И совсем немного лет прошло, как деяниями россиян было вызвано новое чудо. Как завершили возведение главного храма державы, Успенского собора в Кремле, как освятили и началась Божественная литургия, так и вновь явилась звезда велика и в её лучах засверкал золотой крест на куполе храма. Тому чуду дивилась вся Москва.

Спустя сто тридцать лет тот деревянный собор обветшал, и великий князь Иван Третий повелел построить белокаменный храм Успения Богородицы, и ноне здравствующий. Как возвели новый собор, как вознёс хор на клиросах хвалу зодчим, вновь чудо пришло. «А по крещении други звезда явися хвостата над Летним Западом».

И гадали россияне, какими чудесами наградит их Всевышний в день венчания великого князя Ивана Четвёртого на царство. А было то венчание в Успенском соборе. Семнадцатилетний государь, движимый мудрыми помыслами возвеличения Руси над иными державами по обряду и подобию византийских государей, счёл нужным взять себе царский титул и во всех делах государственных именоваться царём и великим князем.

Во все земли державы полетели гонцы, дабы собрать в стольный град достойных россиян. Примчал гонец и в Соловецкий монастырь, привёз грамоту игумену Филиппу Колычеву быть в январе в Москве на венчании государя. В эту пору Филипп только встал на игуменство. Ещё был жив престарелый игумен Алексий, но уже умирал, и братия отсчитывала последние дни его достойной жизни. За минувшие десять лет Филипп Колычев ни словом, ни делом не досадил братии, не огорчил, шёл по стезе послушания твёрдо и многое успел. Прошёл все три ступени схимы, был рософором, малосхимником, великосхимником. А пришёл час, и братия единым духом подняла его в игумены. «Нет мужа, достойнее тебя», — сказали ему соловчане.