Честь воеводы. Алексей Басманов

Образ чудотворной Софии Премудрости, почти в рост человека, на кипарисовой доске, в серебряном окладе был неподъёмен, но Фёдор снял его со стены, взвалил на спину и, сгибаясь под тяжестью, поспешил из храма. Навстречу ему бежали другие спасатели, был среди них и князь Цыплятяев. Дело ладилось. Фёдор и многие соловецкие спасатели успели вынести из храма всё, что можно было унести, и не оставили огню ни одной святыни. Но вскоре купол храма стал разваливаться и вниз полетели пылающие балки, стропила, доски. Весь храм охватило пламенем. Фёдор забеспокоился: он нигде не видел князя Максима. «Господи, да он ещё в храме!» И Фёдор вбежал на паперть, ринулся в церковь и на пороге притвора встретился с Максимом. Он держал в руках золотую чашу. Князя трудно было узнать. Волосы на голове и на бороде были опалены огнём, лицо как чёрная маска, одежда дымилась.

   — Вот, нашёл в ризнице, — виновато сказал он, словно сам оставил прожорливому огню драгоценный сосуд.

Монастырь горел без малого сутки. Спасти удалось лишь имущество, часть рукописных книг, иконы, утварь и запасы пищи. Здания сгорели все. Только два десятка келий да конюшни, кои стояли на отшибе, уцелели от огня. Монахи ходили по двору как потерянные. И все что-то искали, собирали в груды. Пепелище ещё дымилось, там и тут побивался огонь. Паломники сбились в кучу близ ворот в бухту Благополучия. Игумен Алексий наконец пришёл в чувство и собрал возле пепелища монастырскую братию и соборных старцев на совет.

   — Слушайте все! — обратился игумен к соловчанам. — Жду ответа и вопрошаю: кто виновен в пожаре?

Измученные монахи молчали. Алексий повысил голос:

   — Какая нечистая сила сожгла обитель?!

И снова в ответ лишь молчание. Монахи тоже хотели знать причину пожара и не находили. Даже кормщики, что с полуночи готовили пищу на кухне трапезной, не знали, чья сатанинская сила учинила разбой. Ведь и грозы с разгулом молний не было за минувшую ночь. Илья-пророк давно не гулял по небу в своей огненной колеснице. К игумену подошёл соборный старец Лукиан, седой и благообразный.

   — Преподобный Алексий, вели войти в наш круг паломникам, ибо там корень зла, — сказал он.

Алексий послал нескольких молодых монахов за паломниками и предупредил:

   — Ведите всех, да смотрите, дабы кто не сбежал.

Убежать никто не пытался, пришли в круг смиренные. Их было почти сто человек. Когда толчея прекратилась, Алексий произнёс:

   — Ежели среди вас есть злочинец, пусть выйдет и покается. Да будет прощён.

Среди паломников никто не отозвался, не шелохнулся. И тогда слово сказал соборный старец Лукиан:

   — Вольно вам молчать, ежели совесть чиста. А ежели нет? Знаю и то, что пальцем вы не укажете на злочинца. Но Господу Богу и нам, отцам обители, угодно выявить слугу сатаны, проникшего в святую обитель. Потому будем испытаны огнём! — Лукиан поднял вверх руки, возвысил голос: — Соборные старцы, игумен Алексий, вся монастырская братия, работные люди и паломники, слушайте! Повелеваю вам снять обувь!

На площади началось движение. Нашлись слабые духом, и они прятались за спины собратьев. Старец Лукиан первым снял свои чёботы, поднял их над головой. Крикнул:

   — Несите обувь над собой! Идите за мной! — Он вскинул крест над головой, положил чёботы на землю и двинулся к пепелищу храма Преображения Господня.

Пожарище дымилось, сквозь пепел сверкали горящие угли, но Лукиан шёл отрешённо, словно утром по росной луговой траве. Соборные старцы, за ними игумен Алексий, все иноки и работные люди двинулись следом за Лукианом без сомнений.

Вместе с монахами и работными людьми ушли на пепелище и Фёдор с Максимом. Они шли рядом, держась за руки. И когда их ноги опалило нестерпимым жаром, когда из горла готов был вырваться стон или крик, они лишь крепче сжали друг другу руки да стиснули зубы. А впереди и позади все стонали. Одно долгое «О-ох!» возносилось над шествием в ясное небо, словно тяжело дышало огромное больное животное. И всё же Фёдору и Максиму было труднее других. Они же по-монашески никогда не ходили босиком. Но вскоре и монахи прекратили стоны. Они шли с молитвой, и она спасала их от жара, усмиряла боль.

Вот уже старец Лукиан сошёл с пожарища и принялся осенять всех крестом. Он смотрел в глаза соловецким людям и видел в них благое страдание. И показалось Лукиану, что, позови он монастырскую братию, вновь пойдут не дрогнув. Но зоркие глаза соборного старца заметили паломников, кои стояли без движения на краю пожарища. Лукиан подошёл к ним и крикнул:

   — Гнев Божий падёт на ваши головы, вы будете преданы анафеме, ежели не испытаете себя огнём! Овцы заблудшие, идите за мной! — И старец во второй раз взошёл на пепелище.

Несколько паломников двинулись за Лукианом следом, остальные не шелохнулись. И тогда к ним подбежали монахи, а с ними и Фёдор с Максимом и стали теснить их к пожарищу. Над толпою прокатился ропот, и кто-то выкрикнул:

   — Не гоните меня, не гоните! Примите мой вклад на полхрама!