Честная игра

Он вдруг оборвал свою речь и прижал руку ко рту. Даже если бы от этого зависела его жизнь, он не в силах был бы продолжать. Никогда до сих пор он не испытывал такого гнева, такой бурной, разрушительной ярости… И вдруг его гнев исчез; он почувствовал страшную слабость и ужаснулся самого себя.

С невероятным усилием он овладел собой, машинально сделал прощальный жест и вышел из комнаты, из этого дома, на прохладный воздух.

— Поезжайте обратно, — сказал он мрачно шоферу, — прямо в Лондон…

ГЛАВА IX

Тот, кто приходит при свете свечи,

Если должен был придти раньше,

Наталкивается на закрытую дверь

И должен уйти в темноту ночи.

Лизетта Вудворс

Камилла и Разерскилн сидели в кругу своей семьи, под кедровым деревом, на поляне, перед домом, который первый муж Камиллы выстроил для нее и который очень нравился Разерскилну.

Он не знал Рейкса, но в душе считал, что тот был благоразумным человеком, особенно в отношении создания здоровых условий для жизни. А Дорсет он считал прекрасной местностью.

Тим и Кит только что закончили трудную партию в теннис и подходили к столу, сравнивая преимущества чаепития и хорошего душа, и обсуждали, что раньше сделать.

Кит, верный своему возрасту, был за чай.

— Дайте мне целое море чаю, — сказал он, аппетитно уничтожая горячие пироги с земляничным вареньем.

Когда он съел все имевшееся на столе, он удовлетворенно вздохнул и выразил желание пойти поплавать.

— Что ты, милый, сейчас же после чаю? — с беспокойством сказала Камилла. — Это нехорошо для пищеварения.

— Это на меня не действует, — сказал весело Кит. — В крайнем случае меня немного вытошнит, этим дело и кончится!

Он ушел, шутя и споря с Тимом на тему о приличиях, вежливости и своем собственном пищеварении. А Разерскилн, затягиваясь сигарой и философствуя на самые разнообразные житейские темы, улыбнулся Камилле.

Она улыбнулась в ответ, слегка покраснела и взяла вязаный шарф, который является характерным для всех хороших и преданных помещичьих жен и который обыкновенно отмечает сезоны; начинают его вязать около Троицы и кончают к последнему дню охотничьего сезона.

Разерскилн глядел на нее, а мысли его приятно вертелись вокруг вопроса о дренаже.

Он был замечательно счастливый человек, который сознавал это; благодаря этому сознанию, он превратился в еще более доброе существо.

Он вдруг сказал:

— Какое удовольствие подумать, Камилла, что у нас впереди еще целых три прекрасных дня! Никакие гости не могут заменить радости мирного пребывания в кругу своей семьи!

Камилла собиралась ответить что-то очень приятное, в том же духе, но вдруг увидела, что лицо Разерскилна приняло напряженно «гостеприимное» выражение, которое так хорошо известно каждой жене.

Он пробормотал тихо, но достаточно ясно, чтобы она услышала:

— Господи боже мой, это Джервез! — Он поднялся и пошел к нему навстречу.

— Надеюсь, вы не откажете мне в ночлеге? — устало промолвил Джервез. — Я должен поговорить с Джимом кое о чем очень важном.

Камилла поздоровалась, стараясь подчеркнуть свое гостеприимство каждым жестом, каждым словом, и ушла в дом.

— Ты немного похудел, — заметил Разерскилн, испытующе. — Ты не болен?

И действительно Джервез выглядел ужасно.

«Совершенно раскис и развинтился после суда, — подумал Разерскилн и мысленно добавил: — Так ему и надо!»

— Я здоров.

— Ты по поводу учреждения майората? — благодушно начал Разерскилн.

— Нет.

— О-го!

Разерскилн задумался. Перед его глазами встали его обязанности хозяина, и он бросил осторожный взгляд на Джервеза… тот как будто не обнаруживал нетерпения… но все же!.. С геройским самопожертвованием он поднялся.

— Я хочу показать тебе свои новые конюшни…

Джервез кивнул головой. Минуя широкие лужайки, цветники и огороды, они вместе прошли в конюшни.

Разерскилн блаженствовал, поглаживая своего любимого коня, который положил голову ему на плечо. Худой коричневой рукой он ласкал его бархатистые ноздри, а другой искал у себя в кармане яблоко. Найдя, он протянул его коню и смотрел, как он, после некоторого раздумья, взял его, сморщив свои мягкие губы. Затем Разерскилн сказал спокойным и задушевным голосом:

— Выкладывай, что у тебя на душе. В чем дело? Что бы это ни было, оно не так страшно, как сперва кажется…

— Нет, оно хуже, — ответил мрачно Джервез и рассказал Разерскилну о посещении Майльса.

Разерскилн слушал молча; Руфус слегка заржал, тряхнул своей красивой головой и мягко фыркнул. Джервез продолжал говорить тихо, упавшим голосом, устремив печальные глаза на Разерскилна.

Когда он кончил, воцарилась тишина, которая нарушалась лишь голосами деревенской жизни: ржаньем лошади, веселым девичьим пением, скрипом телеги.

Разерскилн, наконец, сказал:

— Я всегда знал, что Филь правдива. Я говорил тебе.

Он снял с плеча голову Руфуса и, как бы прощаясь с ним, погладил его ноздри и повернулся к Джервезу:

— Не хочешь ли пойти к реке?

Они вышли в рощу, где пахло грибами и прелыми листьями.

На полдороге Разерскилн остановился.

— Хочешь знать мое мнение?