Честная игра

— Я приехал в Англию, чтобы привезти вам это.

Джервез молча взял письмо, надел очки, чтобы прочесть его; в то время, как он читал, Майльс наблюдал за ним и увидел, как на лице дрогнул мускул.

Апатия и тоска охватили его сердце. Он теперь вспомнил Джервеза: хороший был солдат! Его мысли бесцельно блуждали… Он подумал, что Тедди бывал в этой комнате, где сейчас сидел он… И, в конце концов, что бы он ни делал, Тедди не вернуть к жизни… С этой точки зрения все теперь было бесполезно.

Джервез заговорил: его слова вернули Майльса к горькой действительности.

— Я признаю, что это письмо доказывает, что ваш брат был влюблен в миссис Ланчестер, но я не знаю, какое отношение это известие имеет ко мне, капитан Мастерс!

— Я вам скажу, — коротко ответил Майльс. — Сегодня утром я видел миссис Ланчестер, она созналась, что дала ложные показания на суде. Мой брат шел на свидание к ней. Она следила за ним все время, пока он находился в комнате леди Вильмот, и она утверждает, что видела, как леди Вильмот плакала, а он старался ее утешить… Миссис Ланчестер наблюдала за ними все время, может быть, все те двадцать минут (как ей казалось), которые мой брат провел в комнате леди Вильмот.

Джервез поднялся и сказал с принуждением:

— Женщина, которая солжет в одном случае, солжет и в другом. Боюсь, что не могу согласиться с этим…

— Вы не только не можете, но и не хотите, — крикнул Майльс. Он также поднялся, и они очутились лицом к лицу. — Тедди любил вашу жену, — продолжал он сдавленным голосом, — но он думал жениться на этой женщине, к чему его обязывала честь. Его в такой же степени обязывала честь, как и нечто другое, не менее для него важное: его любовь к Филь… Я это утверждаю, потому что слишком хорошо его знал. То и другое вынуждало его вести эту игру в вашем доме. Я готов поклясться, что он был вынужден так поступить, и, если вы отказываетесь верить, то только потому, что вы не хотите этому верить — я в этом убежден. Поэтому, если вы не признаете, что он был в высшей степени порядочный человек и был невиновен, я намерен просить о пересмотре дела. Я обращусь в следующую инстанцию. Я что-нибудь предприму. Тедди не должен быть опозорен и оклеветан. Его честь — моя честь. Я готов бороться за это. Боже мой! Неужели, прочтя это письмо и услышав, что миссис Ланчестер призналась, вы осмелитесь смотреть мне в глаза и говорить, что вы продолжаете верить, что Тедди вероломно пользовался вашим гостеприимством? Вы не смеете, говорю вам, вы не смеете… Неужели вы думаете, что он лгал бы мне в этом письме о своей любви к Филиппе, если бы он бесчестно поступал в отношении нее? Писать мне в том же письме, что он вынужден жениться на миссис Ланчестер, когда она будет свободна? Он писал мне о Филь, чтобы объяснить все остальное, старался заставить меня поверить…

Краска сошла с его лица, он побледнел, когда увидел железную неумолимость Джервеза.

— Тедди умер, а вы живете, — продолжал он почти шепотом. — Он был очень молод. И он считал, что сердце его разбито, жизнь его кончена, потому что вы женились на Филиппе. Вы отняли у него все при жизни, а теперь отнимаете все после смерти! Так оно выходит! Ваше первое преступление против него было невольным, второе же вы совершили сознательно!

Он наклонился вперед, с бледным возбужденным лицом.

— Я обвиняю вас, — закончил он горячо, но тихо. — Я не верю, что вы все еще думаете, что ваша жена была вам неверна. Вы не могли, читая это письмо не почувствовать, что она была верна вам… О, если бы это письмо попало в мои руки раньше, я не допустил бы этого процесса. Я потребую пересмотра дела, чего бы мне это ни стоило. Пусть будет война между нами, это будет мое последнее усилие дать Тедди ответ. Ответ, который вы лишаете меня возможности дать ему мирным путем. Я думал, что мне удастся убедить вас… Мне это не удалось; тогда я буду говорить его мертвыми устами, бороться с вами его мертвыми руками. И если вы можете в этом упорствовать, если вы еще можете отказать ему в единственном, что ему еще принадлежит, — в его чести, — то вы бессердечны и бездушны, и я буду клеймить вас и докажу, кто вы такой…

Он остановился, измученный аргументами, сдерживаемый только своей оскорбленной гордостью и чувством обиды при мысли о жестокой несправедливости в отношении своего младшего брата.

Что-то в его посеревшем лице, в посадке головы напомнило Джервезу спокойные, юношеские черты Тедди.

— Вы могли угрожать женщине, могли втоптать ее в грязь, — снова начал Майльс, заикаясь от волнения, — но я ни перед чем не остановлюсь. Я привлеку вас к суду, я выставлю против вас эту Ланчестер… ее мужа… Клянусь, я опозорю ваше имя, как вы опозорили имя моего брата, его, который всегда шел прямым путем — и когда любил безрассудно, и когда вовсе не любил, готовый всегда расплачиваться за это! И вот его, человека благородного, вы забрасываете грязью даже в могиле!.. Его гроб вы пачкаете грязью своих мерзких измышлений!.. Вы…