Честное лисье слово

– Припоминаю… Что-то он про это говорил, – проворчал Ури. – Очко в твою пользу.

– Ну вот, – удовлетворённо улыбнулась Фьор. – такой разговор мне уже больше нравится. В общем, потом было примерно как у Фидо, – она покосилась на приятеля, – только я подружилась с мальчиком. Его зовут Макс. Это младший из братьев, которому нравятся мои танцы.

– Значит, ты добровольно пошла на то, чтобы тебя посадили в клетку и водили на шлейке?! – воскликнул брат. Он просто кипел от возмущения. – Ну, не ожидал от тебя… А мы-то тут… Чуть от горя не поседели раньше времени.

Фьор тоже возмутилась. И обиделась (хоть и давала честное лисье слово никогда не обижаться на Ури и Фидо).

– Да за кого ты меня принимаешь! – закричала она. – Ты действительно считаешь меня сумасшедшей? Сам не дослушал, а говоришь…

Фидо не замедлил вмешаться, чтобы предотвратить начинавшийся скандал.

– Фьор, не сердись! Ури иногда говорит сгоряча что-то совсем не то, – при этом он очень выразительно посмотрел на своего друга. – Ури, давай без комментариев! Тебе бы понравилось, если бы тебя прерывали на каждом шагу?.. Расскажи нам всё как было, – опять повернулся он к Фьор.

Лисичка встала, отряхнулась и снова села – к брату хвостом, демонстративно повернувшись в сторону друга, будто бы собираясь продолжать только для него.

– Фьор… – укоризненно произнёс Фидо.

Лиска обернулась через плечо и, увидев расстроенную морду и понуренную фигуру Ури, сменила гнев на милость.

– Ладно, хотите слушать, так слушайте, – сказала она, садясь на прежнее место. – Между прочим, сначала я играла с Максом на расстоянии, и не разрешала приблизиться настолько, чтобы до меня дотронуться. Даже когда танцевала, всегда контролировала – где он стоит. И он тоже стал танцевать со мной – кружился и повторял мои движения.

– Так что можно считать, что ты служила учительницей танцев у людей, – не выдержав, усмехнулся Ури. И заметив брошенный на него грозный взгляд, нарочито скромно опустил глазки: – Ой, молчу-молчу!

– Иногда мы вместе гонялись за бабочками или кузнечиками. И он ни разу даже не попытался схватить меня, правда-правда… – продолжала Фьор. – Это всё Филип, его старший брат. Он как-то увидел меня и хотел поймать, но я убежала. И несколько дней близко к дому не подходила, наблюдала со склона, издали. Потом вижу – Макс грустит: ходит вдоль забора и в сторону леса поглядывает, меня ждёт. Мне его жалко стало. Ну, я и спустилась. Пролезаю в обычном месте, в густых кустах под забором, где обломанная штакетина и… попадаю в ловушку. Это Филип, оказывается, такую сетку к моему лазу поставил – как в неё попадёшь, сзади заслонка – хлоп! – и назад уже никак. Решил меня «подарить» младшему брату: у того как раз день рождения подошёл.

– И как тот – обрадовался? – как можно безучастнее поинтересовался Ури. Но видно было, что этот спокойный тон даётся ему нелегко.

– И да, и нет, – вздохнула Фьор. И предупреждая возглас брата, стала торопливо объяснять: – Сначала-то конечно… Он так хотел меня… погладить. Но как увидел, что мне плохо, расстроился. Люди – они такие… Сами не понимают, что делают. Не со зла, а от непонимания. Вот и Макс – сначала обрадовался, а потом загрустил, потому что я грустила. И стал говорить брату: «Зачем ты её поймал? Теперь она меня любить не будет». А Филип ему: «Бу-удет, никуда не денется. Если кормить станешь». – Фьор досадливо фыркнула. – Будто всё дело в еде… Он какой-то глупый, этот Филип. Но Макс не хотел обижать брата – они очень дружат… почти как мы, – она стрельнула глазами в сторону Ури, – поэтому во всём с ним соглашался и даже поблагодарил за подарок. За меня, то есть. А сам всё время меня гладил и шептал: «Прости, пожалуйста! Не сердись, лисичка! Я так тебя люблю… Ну, поиграй со мной». А мне совсем не хотелось с ним играть. Я очень злилась на Филипа, и на Макса заодно. Мне было так тоскливо, что даже есть не хотелось. Я и не стала у них есть. Что они ни предлагали, я отказывалась.

– Молодец, сестрёнка! – воскликнул Ури. – Правильно придумала! Голодовка – это такая форма протеста. Мы лисы гордые!.. Только я бы так не смог, – признался он.

– Какой там протест, – возразила Фьор. – Я про это не думала. Просто мне было так плохо, будто мутило всё время. И ничего не хотелось. Только домой.

Фидо сочувственно смотрел на подругу.

– От стресса всегда так… Я тоже несколько дней не мог есть… тогда.

– Так как же ты вырвалась? – вернулся Ури к основному вопросу, терзавшему его любопытство.

– Прошлой ночью Макс меня выпустил, потихоньку, когда все уснули. Он очень переживал, что я ничего не ем. Даже сам аппетит потерял. Он очень хороший, Макс.

Фьор задумчиво разглядывала камушки перед собой. Фидо подошёл и сел совсем рядом.

– Хорошо, что всё хорошо кончилось, – сказал он. – Но лучше всё-таки держаться подальше… если сможешь.

Лиска посмотрела ему прямо в глаза. Она понимала, о чём он. Но думать на эту тему не хотелось, во всяком случае сейчас. Поэтому она встрепенулась, оглянулась и спросила: