Честное слово

Подобные истории тем более удивительны, что с появлением интернета нахождение источника цитаты (ну, разумеется, не любой, но уж такой-то – конечно, со всеми возможными оговорками, с поправкой на то, что в интернете тоже случаются странные вещи) стало делом нескольких минут, если не секунд. Вот тут недавно в телепередаче модная писательница лирически рассказывала: она, мол, когда-то давно прочитала одно стихотворение, не помнит чье, и так всю жизнь его и повторяет: “Я бы хотела жить с вами в маленьком городе” – и далее довольно близко к тексту. Ну не помнит и не помнит, в конце концов, это даже не из школьной программы. Но просто раз уж любимое – Яндекс ведь дает ссылку на Цветаеву одной из первых, если банально набрать в поисковой строке: хотела жить маленьком городе.

Иногда теряешься в догадках: это автор так шутит или правда не знает контекста?

Скажем, когда путеводитель называется “Лучший вид на этот город”, намекает ли автор на то, что следующая строчка у Бродского звучит: “Если сесть в бомбардировщик”?

Или вот одно время по телевидению шла реклама пельменей, в которой есть цитата из довольно известного неприличного анекдота. А поскольку это реклама пельменей, то люди, которые знают этот анекдот, услышав рекламу, просто давятся. И уж пельменей этих они точно в рот не возьмут! Текст про пельмени был такой:

“Во-первых, это красиво,
а главное, на вкус бесподобно[1]

.

[2007]

Субчик-голубчик

На одном высоком совещании в Новочеркасске произошел курьезный диалог. Докладчик из города Снежинска обратился к тогдашнему президенту Путину:

“Большое спасибо, Владимир Владимирович. Женщины поддержали ваш апрельский тезис о повышении рождаемости. И не только женщины. Мы у себя ночью запретили торговать спиртным, и мужчины поняли, что есть другой объект, которым можно заниматься вплотную.

“Вплотную – в прямом смысле слова”, – в свойственной ему манере пошутил Путин. А потом поправил товарища: “Но то, что вы сказали, это не объект, не предмет. То, что вы назвали предметом, это равноценный субъект демографической программы”. В общем, “просто мы на крыльях носим то, что носят на руках”.

Максима насчет субъекта демографической программы, что бы она ни значила, скроена по очевидному образцу: “Народ – не объект истории, а ее субъект”. А вообще у слова субъект в русском языке судьба непростая.

Как смешно актер Эраст Гарин в старом фильме “Свадьба” произносит эту чеховскую фразу: “Я не субъект какой-нибудь, у меня тоже в душе свой жанр есть!” Нам смешно еще и потому, что герой несколько неуместно употребляет слово субъект (в смысле “субчик”, “подозрительная личность”). Ну, как если бы, доказывая, что он выгодный жених, сказал: “Я не хмырь какой-нибудь!”

А ведь у Чехова в этой фразе говорится не про субчика или хмыря. У слова субъект в XIX веке было такое странное на современный слух значение – “пациент” или “объект”. В медицинских контекстах постоянно встречаются примеры типа:

““Александр Матвеич, интересный субъект! – говорят они, запыхавшись, – сейчас привезли, чрезвычайно редкое осложнение” (Н. Г. Чернышевский. Что делать?).

А употребления слова субъект в соответствии с современным объект вообще едва ли не самые типичные для второй половины XIX века. У Достоевского читаем:

““Зачем же я тогда вам так понадобился? Ведь вы же около меня ухаживали?” – “Да просто как любопытный субъект для наблюдения” (Преступление и наказание).

Распространением этого типа словоупотребления русский язык, видимо, обязан моде на естественнонаучную атрибутику, столь хорошо известную нам по “Отцам и детям”. И у Чехова фраза “Я не субъект какой-нибудь” – не про пустое тщеславие, а про самозащиту маленького человека. Классический мотив русской классической литературы: да, я маленький человек, но не предмет, не объект, не вещь, не страдательное лицо – у меня есть душа.