Чет и нечет (полный текст)

Что-то тяжелое и живое натянуло леску - не пускает. Маша потянула изо всех сил, удилище спружинило, выдернуло из воды сазанчика. Он сорвался с крючка, да поздно, над берегом. Маша дрожащими руками схватила с камешков живое, склизкое.

- Отлично! - крикнул отец. - Чуть-чуть поторопилась!

- С моим уже девять! Пап, уже девять с моим!

- По казахскому счету - полное число. Мне Мусеке объяснял. Девять - полнота возмездия или дара. И сорок один у казахов особое число. Когда на кумалаках гадают, берут сорок один кумалак.

- А это что - кумалак? - Маша спросила без особого интереса, занялась насадкой кукурузины.

- Шарик, что ли, по-ихнему. Или катышек. Гадальщики были раньше - кумалакчи. Разбрасывали сорок один кумалак в три ряда. Какое, значит выпадет сочетание чисел. Чет-нечет. Между прочим, отчего-то нечетные цифры считаются счастливыми. В русской деревне хозяйка подкладывает курице нечетное число яиц.

- Он тебе гадал?

- Нет! - отец засмеялся. - Я не просил. Да Мусеке, наверное, и не умеет гадать. Зачем ему? - Он нашарил подле себя камешки, отсчитал пяток покруглее. Знаешь, когда я еще в школу не ходил, мы во дворе в камешки играли. На ступеньках. У нас ступеньки были широкие, деревянные. Старинный барский дом. Играли мы, значит, в пять камешков. Подбросить - поймать. Сначала один, потом два. Или наоборот - сначала пять. Маша, а я ведь забыл, оказывается, правила. Простые были, а позабылись. - Он подбросил на ладони камешек покрупнее, и пальцы шустро сгребли с земли остальные. Отец засмеялся, очень довольный: - Голова забыла - рука вспомнила! Вспомнила! Руки у человека памятливые. - Отец подкидывал и ловил камешки, но вдруг отшвырнул: - Оп! - вытянул из воды сазанчика. Значит, разговаривал, камешки бросал, но был начеку - не прозевал поклевку.

Отец забросил удочку и сел, по-степному подвернув ногу.

- Человек сам, только сам может по-настоящему себе помочь, построить свою жизнь. День за днем.

- По плану?

- Ты думаешь: жизнь меняется и планы меняются? А я верю в главный, который составляешь в юности.

- С юных лет и навсегда? Без перемен?

- Мне один полярный летчик рассказывал. Да ты его знаешь: Воскобойников.

- Который тебя и капитана Коваленко со льдины снял?

- Да, Ваня Воскобойников. Так вот он рассказывал: когда готовят дальний арктический перелет, составляют подробный план, а в полете иной раз приходят новые решения, вроде более целесообразные. Как по-твоему: надо отойти от плана, действовать согласно соображениям, пришедшим в полете?

- Конечно.

- Ошибаешься. Воскобойников объяснил: новая идея может быть самообманом, попыткой облегчить задачу. Она может погубить заранее обдуманное дело. Нет, Маша, надо в таких случаях действовать по плану, сто раз выверенному в спокойной обстановке.

- Но если авария?

- Обычно рассчитывают наперед и возможность аварии. Или уж действуют по ситуации, не забывая о главной задаче. Она - прежде всего. Так и в жизни человеческой.

- Пап, а какой план ты посоветуешь мне?

- Вопро-ос… Готового плана не предложу ни тебе, ни Вите. Это ваше дело. Я бы очень хотел, чтобы вы всегда стремились быть нужными другим людям, не жили только для себя.

Маша протянула разочарованно:

- Я-то думала - ты чего-нибудь особенное скажешь.

- А отец, значит, к тебе с простыми истинами. Маша ты, Машка!.. Так называемые общие места и расхожие истины каждому все равно приходится добывать на своем опыте и с великим трудом…

К вечеру клев пошел веселей, Маша вытащила еще трех сазанов. Много ли человеку надо для полного счастья?

- Давай искупаемся, пока светло, - сказал отец, сложив удочки. - Здесь ведь раньше ночь приходит, чем на севере. Оглянуться не успеешь.

На груди у него Маша увидела знакомый синеватый рубец. На пляжах отца непременно кто-нибудь да спросит: «Воевал?» - «Нет», - отвечает он, хотя шрам от фашистской пули. К концу отпуска рубец бывает особенно заметен на загорелой дочерна отцовской груди. А сейчас у отца только лицо, шея да кисти рук покрыты загаром. В этом году он не был в отпуске. В Чупчи солнца хоть отбавляй, но здесь не загорают: служба.

Пока они шли к палаткам, уже стемнело. В темноте варили уху и ели старательно, долго, много.

Витя не отходил от Рябова.

- Чем с чужими заниматься, не пора ли своих народить… - завела Мария Семеновна.

Она и Рябов друг друга недолюбливают. Мария Семеновна шпыняла лейтенанта какой-то докторшей: несчастная девушка все-таки сбежала из местной больницы, теперь там нет глазника - и все из-за безынициативности Рябова. Ну, чем девушка ему не пара?

Лейтенант просил:

- Послушайте, оставим этот никому не интересный разговор…

Мария Семеновна не унималась. Маша видит: Рябов стеснительный, деликатный, а она громкая, бесцеремонная. Хлебом не корми - дай влезть в чужие дела. В каждом военном городке сыщется такая Мария Семеновна. И никуда от нее не денешься: все городки как острова, посреди ли города большого, посреди ли тундры, пустыни, степи. Все военные городки похожи друг на друга: что-то всегда остается постоянным при всех прочих переменах в жизни Степановых.