Четки

«Если ты умеешь кодировать, почему не закодируешь сам себя?». А хирург может сам себя прооперировать? Чтобы иметь возможность кодировать, он должен увеличить уровень наноБ в крови, то есть жрать это синтетическое дерьмо. Но тогда он потеряет память и не сможет открыть шлюз в Стык. Значит, либо память без возможности действовать, либо бесполезные действия.

А может, есть какой-то другой путь?

Крик невозможно было выдержать. Харпад закрыл глаза и мыслями старался приблизиться к несчастному. Его код сразу высветился в темноте под веками. Прозрачный, как всегда, а даже… Здесь было что-то необычное. Что-то большое, неуловимое.

Сосредоточиться в таком крике было трудно. Пусть он, наконец, замолчит!

Несколько цифр поменялось местами. Тишина!

Харпад даже открыл глаза от удивления. Нет, сосредоточиться сейчас важнее, это важнее всего. Он прикасался к чему-то очень важному, был в шаге от одного важного открытия. Вот-вот…

Кто-то плакал. Тот же несчастный. Плакал от облегчения. Его Зов исчез и уже не появится. Разве что он, Харпад, решит иначе.

Зеленые цифры ждали следующих модификаций. Их было сотни тысяч, может миллионов, и все доступные, понятные и послушные. Восхитительное ощущение, когда сознание охватывает такое огромное количество данных. Как это работает? Как это возможно?

Он бестелесно парил над галактиками цифр, из которых каждую знал и понимал связи и зависимости между ними. Он понимал все и мог все. Он отдалился, чтобы осмотреть цифровое облако снаружи. Вокруг, ближе и дальше, витали другие облака. Он знал связи между ними, знал даже, какие изменения в них сейчас произойдут. Мог их остановить или позволить им произойти.

Марыся тоже была здесь, не так далеко от него. Сейчас она спала этажом ниже, в безопасности. Относительной безопасности. Он мог бы разбудить ее, мог бы даже убедить, что она должна возвращаться с ним в Варшаву.

Мог это сделать.

Но не хотел.

Сверху виднелся зеленоватый свет, словно под водой в озере. Это только воображение, создающее интерфейс для комфорта сознания. Он поднялся в сторону зелени, и ощущение выныривания из воды стало почти реальным.

Вверху, над границей, его ждало зеленое пространство. Знакомое пространство — внутренности g.A.I.a.

Транс! Значит, открытие Стыка возможно!

Он вынырнул, перешел границу. Профили знакомых людей появились на горизонте. Мог бы притянуть их, если бы захотел. Мог бы добраться даже до мэра Кольца Варшава, если бы этого пожелал. Мэра Януша Здонека, который, собственно, подписывал декрет о делегализации Провокации и Элиминации.

Он посмотрел вниз и уже не видел поверхности озера. Его кольнула тревога, он сосредоточился, после чего расслабился — она была там, бесконечно тонкая мембрана, незаметная сверху, если не знать, как именно смотреть. Профили элиминированных все еще существовали под этой поверхностью. Отсюда они казались красными, почти черными затопленными прямоугольниками, в которых когда-то Харпад мог лишь прочесть показатель ПО. Теперь он видел пульсирующие цифры, описывающие всю человеческую жизнь. Марек Реведа, пятьдесят два года, юрист, элиминированный семь лет и пятьдесят два дня назад, он уже не будет чувствовать Зов. Это изменение было простым, как щелчок пальцев. Элиза Струминская, его партнерша, бывшая ассистентка депутата Крушевского, тоже. Также Юдита Талинская, элиминированная почти пять лет назад. Пусть страдает спокойно и да будет кара ее тяжелой. Иоахим Велицкий, элиминированный три года назад, после проигранных выборов.

Присутствие почувствовалось внезапно. Это невыносимое присутствие наблюдателя. Сова. Харпад уже успел забыть о его существовании. Любопытный Сова только что узнал, что его живой зонд все еще функционирует.

Ныряние под мембрану уже не изменило бы этого, но, по крайней мере, эта граница делала его невидимым. Как термоклин, отражающий сигнал сонара. Проблемами Совы он займется потом, уже Наверху. Здесь это не имеет значения. Все это бессмысленно, если он не откроет решетку камеры. Он преодолел почти все трудности, а последняя может задержать его за несколько шагов до цели.

Он нашел профиль человека, что был не более чем в ста метрах от входа в Крепость. Присмотрелся к его светящимся цифрам, которые плыли в нематериальном пространстве профиля, словно пылинки в лучах Несолнца. Он знал, чтó нужно изменить, и изменил это с усилием, сравнимым с одним морганием.

Неохотно вышел из транса, открыл глаза. Его наполняли надежда и беспокойство. Первая ослабевала с каждой следующей минутой.

Никто не приходил.

* * *

Началось все невинно, от обычного раздражения. Он встал с койки и подошел к решетке. Кроме знакомого шума и гула Межуровня, было тихо. Он обошел несколько раз камеру, чтобы немного подвигаться. Снова выглянул за решетку. Только когда почувствовал, что ему тесно, понял, что это началось. Он пытался это остановить, замедлить, ограничить, но понял, что это невозможно.

— Порадую тебя, если скажу, что потом ты ничего не будешь помнить? — донеслось из-за стены. — Я не помню.