— Этот сукин сын украл у меня семь лет жизни. — Харпад сжимал и разжимал кулаки. — Я жрал корм из компа. Хотел получить однодневного раба!
— Раба, который не знает, что он раб. — Голос из-за стены был раздражающе спокойным. — Может, мы все здесь однодневные. Будущего нет, прошлое — это иллюзия, каждый день новая. Фальшивая, измененная, подстроенная.
Харпад ударил кулаком в стену. Ему все труднее было сосредотачиваться. Желание выбраться отсюда становилось невыносимым. Он сел на койке, сжал кулаки и начал шататься. Кодирование самого себя слишком опасно. Перебороть это, перебороть… Нет, он знал себя. Знал, что не сможет. Еще минута-две, и начнет копаться в собственном коде. А в такой спешке и при таком стрессе это большой риск. Так что вопрос состоял не в том, сделает ли он это, а только в том, как сильно навредит.
А может, перебороть? Может, стоит помучиться, чтобы случайно не удалить свои возможности? Нет! Тогда перед пробуждением из Зова он автоматически съест месиво, наполненное наноБ. Неизвестно, как оно повлияет на его способности. Он не может позволить себе такой риск.
НаноID не мешало в кодировке, а наноБ не блокировало транс. Он же сам это определил! Или так случилось потому, что они достигли идеальных пропорций в его крови? Нет, дело не в этом. В трансе Харпад видел профили людей, живущих в Варшаве, но также и тех, из Межуровня.
То есть обе системы компатибельны, они части одного и того же большого целого. Треснувшего. Потому сейчас, когда он уже понял это, употребление большего количества наноБ ничего не могло изменить.
— Ты звал меня? — Лысый едва заметно склонил голову.
Он стоял в традиционном, предназначенном для рапортов месте. Ковер там был протерт до дыр.
— В последние часы произошло что-то необычное? — спросил Вольф.
— Один из жителей пытался войти в Крепость.
— Через главный вход?
— Да. — Лысый не жестикулировал, смотрел перед собой, куда-то над головой шефа. — Его вел Зов… а у нас тут нет фабрики. Он кидался. Его остановил только удар по голове.
Вольф отпустил его жестом и потянулся за тлеющей сигарой. Затянулся. Она засветилась красным и погасла.
Он здесь, в Крепости.
Бухгалтер поднял взгляд от книги. Глаза за сильными очками были такими огромными, что состояли только из зрачков.
— Снова ошибка кодировщика?
— Не ошибка. — Вольф затянулся дымом и выпустил серое облако. — Попытка.
Черт с ним! Он сможет! Сможет точно изменить только одну эту мелочь, эту проклятую уязвимость перед Зовом! Он сжал пальцы на решетке. На мгновение, чтобы отвлечься. Решение принято. Наконец-то…
Он бросился на койку и вошел в транс.
Воспарил в холодной черноте, окруженный миллионами профилей, из которых каждый выглядел, как рой светлячков. Как найти именно ту свою, собственную цифровую галактику? Важность этого вопроса затмила силу Зова. Как? Как найти самого себя? Он был внутри наблюдателем, передвигался, как хотел, и менял, что хотел. Он был демиургом.
Бестелесным демиургом.
Зов вырывал его из транса приступами боли и страха. До него доходило ощущение колючего матраса под пальцами. Паника сражалась со страхом за власть над его сознанием.
Запрос доступа, предложение помощи. Что-то новое. Он почувствовал каким-то необъяснимым образом, но знал, что это. Транс рассыпался, контроль превращался в воспоминание. В последний момент, в порыве отчаяния, он открылся неведомому.
Это было как доза морфия. Внезапное облегчение, сладкая невесомость после напряжения, приятное тепло после морозного урагана, райское отсутствие боли.
Зов прошел.
Марыся уже несколько часов не могла спать. Ее пробудил Зов, слабый, как всегда. Он звал ее на фабрику водки. Немного жаль, потому что алкоголь — хороший товар. Но нечего жаловаться. Могло быть хуже. Сначала думала, что они оба закончат Сбросом. Так обычно поступали со всеми, кто попадался. Тем временем она была здесь уже почти целый цикл, и ничего не происходило.
Лысые снова прошли по коридору, волоча за собой какого-то несчастного. Каждые несколько минут они открывали одну из камер и кого-то забирали. Делали это уже два часа, а камер было много.
Харпад. Отец. Папа. Она не знала, как ей называть его. Она едва помнила. Лучше помнила маму, хотя не хотела в этом признаваться, чтобы не сделать ему больно. На самом деле они оба были для нее воспоминаниями, которые вызывали теплые чувства, однако не такие сильные, как люди, которых она встретила здесь: Элиза, ну и, конечно, дядя Еремия.
Папа… лучше всего она помнила его зеленую куртку. Да, она помнила отца как воняющего сигаретами мужчину в зеленой куртке. Почему она узнала его несколько циклов назад? Почему подошла ближе к Крепости, хотя обычно избегала этих мест? Не могла этого объяснить. Что-то заставило ее прийти именно туда, и что-то обратило ее внимание на сидящего и тупо пялящегося перед собой однодневного. В каждом пассаже было полно таких. Она проходила мимо, даже не замечая. А тогда что-то запустило поток воспоминаний. К ней вернулось прошлое, о существовании которого она раньше не знала. Его было немного, но воспоминания были такими яркими…