Четки

— Крушевский должен был исчезнуть сразу после обвинений той женщины. — Профессор оставил трубку в покое. — Это не первая подобная клевета в истории нашего Кольца. Но эффективна как никогда. Страшно предположить, кто за этим стоит. Как думаешь?

Талинский невольно расстегнул пуговицу под шеей. Россмуда не принадлежал к числу посвященных и ни о чем не догадывался. Они ожидали ведь совсем другого результата — Крушевский должен был стать мучеником.

— Это идеальная операция, — продолжил профессор. — Главный преступник погибает через несколько минут после убийства, а единственный свидетель, дочь жертвы, бесследно исчезает в бездне Элиминации. Некого допрашивать, нет следов. Нет дела.

— Меня тоже это удивляет, — Талинский поддакнул грустно и на этот раз искренне. — Постоянно об этом думаю.

— Это ведь неслучайно! — Профессор нацелил на него трубку. — Слишком сложная операция, слишком невероятное совпадение несчастных обстоятельств. Пусть у меня кактус в заднице вырастет, если это не было частью какого-то огромного плана. Включи еще раз это видео.

Талинский неохотно потянулся за коммуникатором и включил воспроизведение. Привилегия жителей блока А — разрешение использовать коммуникаторы при условии согласия на их внезапную проверку. На практике таковая никогда не проводилась. На экране, который появился перед ним в метре над землей, волновалась толпа с высоты птичьего полета. Информационные сервисы традиционно транслировали в 2D. У Талинского до сих пор перед глазами стояло видео со вчерашнего вечера. Он долго не мог прийти в себя. Таких демонстраций город не видел давно, что само по себе было странным. Он не хотел смотреть его заново, равно как и не хотел разговаривать об этом. Но был вынужден. Знания Россмуды могли быть полезны.

* * *

Видео транслировалось на нескольких виртуальных экранах, под разными углами. Крушевский с огорченной миной смотрел его в который раз. Он побаивался пикета под своим офисом или даже перед домом, потому что кто-то из третьесортных блогеров, очевидно, уже нашел и обнародовал его личный адрес.

Он яростным движением выключил видео и встал возле окна со стаканом апельсинового сока в руке. Всматривался в ночной Вавер, над которым поднимался Грохов, а еще выше — затянутый туманом Таргувек. Через минуту все исчезло за завесой дождя.

Ни одного пикетирующего человека за воротами. А ведь он был на первом месте в утренних новостях.

Что за кретин сказал: не важно, как говорят, важно, что вообще говорят? На кухонном столе лежал его коммуникатор, над которым поднимались выбранные заголовки важнейших новостей. Да, сегодня он был самым популярным политиком Кольца Варшава. Жаль только, что его фамилию сопровождали такие эпитеты, среди которых «извращенец» было еще мягким. Рейтинги упали с тридцати одного до двенадцати процентов. Он, разумеется, подаст иск на новостные сервисы, иначе это будет выглядеть так, как будто он признает обвинения. Вероятно, в некоторых случаях он даже выиграет суд. И на всем этом деле неплохо заработает. Но имидж… но двенадцать процентов… Лучшее доказательство того, что система работает плохо и требует изменений. Ведь эти чертовы СМИ специально публикуют непроверенную информацию. Какой позор для системы, если обвиняемый вынужден защищать свою невиновность, считающуюся неоспоримой, пока не доказано обратное. Это все вне закона. Несправедливо оклеветанный становится виновным и несет наказание еще до участия полиции и прокуратуры, не говоря уже о судебном процессе.

Он задумался, не заменить ли сок чем покрепче. Но нет. Было еще рано.

Почему массмедиа это делают? Будущая компенсация за моральный ущерб будет в разы превышать их нынешнюю прибыль. В течение нескольких дней на его фамилии заработают многие. А если до него доберется Элиминация, то компенсацию вообще не надо будет платить. Латентное дерьмо, уверенное в своей безнаказанности, поливает его на сотнях блогов хамскими комментариями. Он стал загнанным зверем. Но он не сдастся так легко. Они не знают о том, о чем знает он. Зверь очень быстро сам превратится в охотника.

Коммуникатор заиграл первые ноты «Роты». Он огляделся вокруг. Наверх вылезло ТС от Элизы — будет через две минуты. У этой девчонки нет личной жизни. Она на работе, когда он возвращается домой, утром работает, хотя он не успел еще выйти из дома. Сейчас, перед выборами, она расстается с ним максимум на четыре-пять часов. Они оба сидели на «Несне». Но за такую зарплату, может, и стоит. Нет, суть не в зарплате. Их объединяло что-то, что выходило за рамки отношений шеф-ассистентка. Она заботилась о нем как мать. Он скривился от такого сравнения — с матерью не трахаются.

В кухню вошла Мариола Крушевская — сонная, в шелковом халате и пушистых тапочках. Подошла к мужу, обняла его сзади, положив голову ему на плечо. Она была теплой. Это раздражало, но он себя не выдал.

— Я просыпаюсь, ты уже встал. Вчера, когда ты вернулся, я уже легла.

— Знаешь, что произошло? — Он обернулся и обнял ее. Но мыслями был далеко.